Гамарджоба, панове!

— Вот! Вот сейчас самое главное. Мы говорим представителям ОБСЕ, типа: «Ребята, с нами вся Европа воюет. Получается, что вы с нами воюете». А они, типа: «Ничего не знаем, не видели, не слышали!» Достаньте мне этого поляка, шведа, хорвата… та хоть чёрта лысого, но иностранно-подданного! Достаньте и приволоките его мне, а уж я его… очень вежливо спопрошу. А вежливым людям ведь не отказывают? А? Нос! Что скажешь? Пишешь всё!

— Согласен, Михалыч! Очень трудно возразить вежливому человеку. Особенно, если он весь в зелёном, — ответил я под общий хохот.

— Вот собственно я вам задачу и поставил. «Языки» нам нужны. Не «укропы», мы их и так слушаем. «Языки» импортного производства. Чтобы Европе их показать, на Минских переговорах представить, да и Россее-матушке информация не помешает. Вот тогда Европа не отвертится. А то строит из себя целку-невидимку евросоюзного масштаба. Маршруты поиска и все детали операции до вас доведёт Морпех. Руководство надеется на вас, разведка.

Михалыч пожал всем нам руки, потом отвёл меня в сторону и тихо спросил:

— Володь, не навоевался?

— Михалыч…

— Ладно. Может, что Вадиму передать?

— Ага, — улыбнулся я, — пусть Танюхиного борща пришлёт!

— Начинаем! — нарочито громко выпалил Морпех, «прожигая» между моими лопатками дыру своим колючим взглядом.

Ротный пристроил нас на пару ночей в заброшенном доме недалеко от центра посёлка. Часть дома обрушилась от попадания «Града», но веранда с печкой и одна комната были целы. Ребята, жившие до нас, заложили дыру в стене, подлатали крышу, восстановили электроснабжение и старенький дом ожил. По пути из штаба зашли на временные склады и получили на всех сухой паёк на три дня и пополнили боекомплект. Наконец и мне досталась пара гранат. Даже выбрать дали. Выбрал РГН. Самые лёгкие, если мне память не изменяет. Зашли в маленький местный магазинчик. Дед купил два рулона скотча, польского производства и вполголоса сказал:

— Поляков будем вязать польским скотчем. Им будет приятно, наверное.

После ужина Дед разложил на столе почти чёрного цвета ксерокопию Марьинского района Донецкой области и предложил нам разобраться с деталями. Все детали были у меня записаны на диктофон, поэтому мы просто ещё раз послушали Морпеха:

— «Дед, район поиска твоей группы от Красногоровки до Марьинки. Разрешили углубиться до Курахово. Дальше нельзя, радиостанция маломощная, не возьмёт. Предупреждаю: брать только живого. Не донесёте, как в прошлый раз, побежите ещё раз».

— А мне не понятно. Почему Морпех говорит, что операция рассчитана на 3–5 дней, а харчи только на три выдали? — возмущённо спросил Пуля.

— Сказали, чтобы у сочувствующих ополчению хлебца попросили, — попытался пошутить я, — сказали, что местные посочувствуют и дадут.

— Ага, догонят и ещё дадут! — взбеленился, вдруг, Пуля, — мы вон с Кирпичём залезли в погреб за картошкой. Думали, ничей, да и картоха вся сморщенная, проросшая. А тут дедок, столетний, откуда ни возьмись. Да, как треснет Кирпича клюкой своей. Кирпич ему, мол, ты чё, старый? Мы ж тебя защищаем, дай пару кило супчик сварганить! А дед, мол, защищать то защищай, а картоху не трогай. Угля, говорит, привези, тогда и картоху получишь. Вот такие рыночные отношения.

Весь вечер и всю ночь жила своей мерзкой жизнью линия фронта. Отбирала жизни, калечила, оставляла семьи без отцов, братьев, сыновей и женихов. Фронт был совсем рядом, порой казалось, что стрельба идёт на соседней улице. Фасады большинства домов, заборы и калитки были истерзаны залетавшими осколками и пулями от крупнокалиберного стрелкового оружия. Жизнь переместилась под землю: в подвалы, погреба, выкопанные на скорую руку, и укреплённые, как ДЗОТы времён войны, глубокие землянки. Команда была подготовиться к рейду и отоспаться. А, как тут выспаться, когда вот только, что во двор залетела на излёте трассирующая очередь крупнокалиберного пулемёта и срезала толстенную ветку яблони под окном?! Завтра ночью сапёры делают проходы, и мы просачиваемся на сопредельную территорию. Язык не поворачивается назвать её «чужой». Неспокойно как-то.

Утром недосчитались Пули. Куда мог исчезнуть этот стервец, оставалось только гадать. Во время завтрака забежал боец из нашей роты, принёс нам усиление к вооружению — РПГ-7 и четыре выстрела к нему. Два кумулятивных и два осколочных.

— Справишься? — почему-то спросил у меня Дед.

— Не вижу проблем, штука знакомая, — ответил я, на всякий случай, посчитав пороховые заряды.

Три выстрела с зарядами Вася Кирпич забрал себе, а «трубу» и один осколочный я разместил у себя в ранце, вспомнив, как их носили наши пацаны — разведчики. Днём на передовой стрельба заметно ослабевала. Только иногда двумя-тремя короткими очередями предупреждал о своём присутствии ПКМ, да агрессивно ему отвечал в ответ двумя-тремя гранатами АГС. Неожиданно шумно в хату вошёл возбуждённый Пуля с чёрными от чернозёма коленками и локтями. На его плече болталась расчехлённая СВД.

— На запах пришёл, бродяга? — спросил парня Кирпич и, взяв Пулю за тонкую шею, посадил за стол.