Гамбит Королевы

Ласточки, гнездящиеся под крышей, то и дело вылетают в окна и залетают обратно. Свеча на алтаре гаснет, задутая сквозняком. Подумать только — вдовствующая королева Англии выходит замуж в часовне без стекол!

— …в болезни и в здравии… — повторяет Екатерина, а сама невольно вспоминает, как Маргарита по наущению Кэт Брэндон декламировала отрывок из «Рассказа Батской ткачихи». Как они все тогда смеялись! А теперь вот пожалуйста — Екатерина трижды вдова и выходит замуж в четвертый раз. Интересно, что думает по этому поводу Господь?

— …пока смерть не разлучит нас…

Минувшие годы стерлись из истории, словно Екатерина и не была замужем за Генрихом.

— …клянусь тебе в верности…

Томас сжимает ее руку и жадно целует в губы, проталкивая язык в рот. Священник в смущении отводит глаза и принимается убирать с алтаря. Екатерине все равно; глаза закрыты, голова кружится.

Весь путь от часовни до баржи она проделывает в блаженном полусне, а потом они плывут по реке против течения. Стоит погожий день, вода блестит на солнце, мимо скользит маленькая флотилия лебедей. Новоиспеченный муж с сияющими глазами притягивает Екатерину к себе, нежно целует в лоб и шепчет:

— Я самый счастливый человек на земле!

— Ты ведь известишь короля?

— Не тревожься, милая, я все улажу. Я добьюсь его разрешения, а потом скажу ему, что дело сделано.

Екатерину смущает этот обман — как-то отнесется к нему король?.. Беспокоит ее и Хартфорд, однако любовь заставляет смириться с ложью. К тому же это такой невинный грех в сравнении с тем, что Екатерина сотворила бы с отцом молодого короля, не вмешайся Хьюик!

— Теперь ты в моих руках. Я позабочусь о тебе! — говорит Томас, крепко обнимая ее за плечи.

Молодой король, конечно, не допустит, чтобы его мачеху и любимого дядю обвинили в измене.

— Ты правда будешь заботиться обо мне, Томас?

— Конечно, любимая, конечно, буду. Я посвящу тебе всю свою жизнь! Я улажу все с королем и советом, верну твои драгоценности и подарю тебе ребенка, — заявляет он, сжимая Екатерину в объятиях.

Глубоко вздохнув, она расслабляется. Столько лет она провела в страхе, что почти забыла, как это — жить без него.

Дворец Сеймура, Лондон, июль 1547 года

Вчера приехала новая воспитанница Сеймура, леди Джейн Грей[59]. Она почти принцесса, кузина Елизаветы, и та ходит вокруг новой родственницы, как кошка вокруг мыши. Вся Джейн — сплошные углы: острые локти, торчащие плечи, тонкая шея. Худенькая одиннадцатилетняя девочка совсем не похожа на своих упитанных и румяных ровесниц. Легкие руки и широко расставленные светлые глаза, почти белые на солнце, делают ее похожей на птицу — Дот не удивилась бы, обнаружься под чепцом перья вместо волос.

Говорят, Джейн Грей может выйти замуж за короля. По слухам, Сеймур заплатил кучу денег за то, чтобы сделаться ее опекуном, и если он добьется брака, это принесет ему огромную выгоду. Елизавета при всяком упоминании об этом браке громко фыркает, как пожилая тетушка.

Джейн Грей хорошо образованна — может быть, даже лучше Елизаветы. Так сказала Екатерина, когда Джейн декламировала стихотворение по-гречески; во всяком случае, Дот подумала, что это стихотворение, потому что в нем были куплеты, а то, что это греческий, она поняла со слов Елизаветы, которая раздраженно пробормотала себе под нос: «Стало быть, она еще и греческий знает!»

Теперь Джейн аккомпанирует Уильяму на верджинеле. Пьеса сложная, и она несколько раз сбивается на одном и том же месте, но упорно продолжает. Уильям хвалит ее, когда удается сыграть от начала до конца без ошибок, и Джейн улыбается так искренне, что Дот и самой трудно удержаться от улыбки. А вот Елизавета, если подумать, улыбается редко и осторожно, словно улыбки для нее — драгоценные камни, которыми нельзя разбрасываться попусту. Эта неожиданная мысль вызывает у Дот сочувствие, удивительное для нее самой.

* * *

Пока Джейн с Уильямом музицируют, Дот приглядывает за трехлетним сыном Анны, который, сидя на полу, играет с деревянными бусинами. Маленький Нед несколько месяцев будет жить у Екатерины, и заботу о нем поручили Дот. Воспитывать сына благородных родителей — занятие для дворянки, хотя Дот до сих пор с трудом верится, что теперь можно себя так называть.