Гамбит Королевы

И они смеются, вспомнив «Рассказ мельника» Чосера, в котором любовники мечтали как раз об этом. Недавно Томас читал ей этот рассказ по ролям — за рогоносца, молодого любовника и, тонким визгливым голосом, за жену. Екатерина едва не задохнулась от смеха, и на ее хрип прибежала Мария Оделл, вообразив, что госпожа умирает. Томасу пришлось поспешно прятаться под кроватью.

«Вот видишь, на что готов мужчина, чтобы провести ночь со своей возлюбленной!» — воскликнул он, когда Мария ушла. А потом рассердился и стал похож на взъерошенного воробушка: «Подумай, каково мне: крадусь в ночи, словно вор!»

Нельзя забывать, что перед этим мужчиной девушки падают от любви, как надломленные колосья после бури, и он может взять любую — а выбрал Екатерину. Этому нечего противопоставить. Да, всему виной тщеславие — и что с того?

В глубине души Екатерина понимает, что события последних месяцев изменили ее, переломали, сделали другой. Она сомневается в своих убеждениях, в вере, в Господе и потому особенно хочет жить, а Томас наполняет жизнью все ее существо. Заботы отступают; не важно, что Стэнхоуп ведет себя как королева и не пожелала занять место за Екатериной на коронации. Екатерина едва обратила на это внимание — мыслями она была в Челси, в объятиях Томаса. Пусть себе Стэнхоуп заботится о статусе и очередности! В тот день нахалка даже надела драгоценности королевы, а Екатерина только порадовалась, что не приходится больше носить тяжелые ожерелья, натирающие кожу. Огорчает лишь то, что среди королевских драгоценностей затерялось матушкино распятие.

Она гладит Томаса по плечам, стискивает его крепкие мускулы и понимает: если не выйти за него замуж, он, несомненно, женится на другой — так устроен мир. Екатерина ни в чем не может ему отказать — ведь достаточно его легчайшего прикосновения, чтобы она почувствовала себя неотразимо живой.

— Я выйду за тебя замуж, — говорит она, когда Томас, обувшись, делает шаг к двери.

Он бросается к Екатерине и, повалив на кровать, осыпает поцелуями.

— Ты об этом не пожалеешь!

— Я и не собиралась, — улыбается она, запуская руку ему в волосы.

— Сегодня же напишу королю! — обещает Томас и нежно целует ее запястье. — В твоих сосудах течет голубая кровь. Она смешается с моей, и мы родим ребенка, сочетающего лучшее в нас!

О ребенке Екатерина даже не задумывалась — не решалась. Разве возможно получить сразу все, о чем мечтаешь? Можно ли просить судьбу еще об одном подарке?.. В памяти встает увядшее личико мертвого младенца с мелкой сеточкой вен на закрытых веках.

— Напиши королю и попроси его милостивого разрешения на наш брак. А еще лучше, посети лично и уговори. Ты ведь его любимый дядя — так пусть он станет нашим Купидоном.

— Отличный план! Мой брат ничего не сможет поделать, если сам король захочет нас поженить!

Когда Томас поворачивается к двери, Екатерина зовет его обратно, желая еще раз к нему прикоснуться.

— И помни: король еще ребенок, а вся власть в руках твоего брата. Лучше иметь его на своей стороне, чем в числе врагов.

— Что бы я делал без твоих мудрых советов, любимая!

— И передай брату — пусть вернет мне матушкино распятие. Это единственное, чего я хочу. Остальное Стэнхоуп может забирать, если ей так дороги королевские побрякушки. Я с ними наигралась.

В глазах Томаса загорается огонек — не то гнева, не то честолюбия, — пугающий Екатерину.

— Тебе вернут не только распятие! Эти драгоценности стоят целое состояние, и они твои по праву.

Екатерина понимает: он хочет завладеть этими драгоценностями сам, ведь после свадьбы все, что принадлежит ей, будет принадлежать и ему. Впрочем, вещи ее никогда не интересовали, и больше всего на этом свете она хочет владеть Томасом.

* * *

— Дот, позови мужа и пойдем со мной, — велит Екатерина.

— Сейчас сбегаю за ним, мадам, он в музыкальном салоне.

— Поторопись, и никому ни слова!

Когда Дот возвращается, Сеймур поспешно заталкивает их с Уильямом на баржу.

— Вы никому не сказали?

— Ни одной живой душе, милорд!

— Я вам не «милорд», Сэвидж, а лорд-адмирал, не забывайтесь!

— Прошу прощения, лорд-адмирал, — отвечает Уильям с плохо скрываемой досадой. Сеймур, впрочем, не замечает — что ему Уильям Сэвидж!

Дот знает: Уильям его недолюбливает — считает высокомерным наглецом. Однако это любимый наглец Екатерины, а раз так, должно же в нем быть что-то хорошее. Правда, самой Дот Сеймур тоже не нравится — он какой-то пустой, словно под блестящей наружностью ничего нет.

Баржа скользит по реке. Екатерина сидит, прижавшись к Сеймуру, как влюбленная горничная. Дот никогда не видела ее такой беззаботной, будто она сбросила с плеч тяжелую ношу. Сеймур, конечно, красив; вспоминается, как он приехал в Чартерхаус и покорил всех девушек, а бедная Маргарита до смерти боялась, что придется выходить за него замуж. Вспоминается, конечно, и та сцена в саду — такое не забудешь!