Гамбит Королевы

Екатерина вспоминает, что католики сотворили с ней самой и ее семьей, хотя говорить об этом не решается даже с Хьюиком. Мысль о реформе ей приятна и представляется очень разумной.

— Удалось ли вам познакомиться со знаменитым Лузитано?[20]

— Да. Какие у него передовые идеи о циркуляции крови, Кит! Порой я думаю, что наше поколение стоит на пороге великих перемен. Меняется все — наша наука, наша вера… Не терпится увидеть, к чему это приведет!

Он оживленно жестикулирует затянутыми в перчатки руками, показывая, как Лузитано вскрывал трупы, чтобы продемонстрировать сложную систему сосудов. Екатерина никогда не видела Хьюика без перчаток — он не снимал их, даже когда осматривал Латимера. Она ловит его за руку.

— Почему вы всегда в перчатках?

* * *

Хьюик молча отворачивает краешек перчатки, открывая кожу, усеянную красными рубцами, и выжидательно смотрит на Екатерину, предвидя, что она отпрянет в ужасе. Она берет его руку в свои и осторожно проводит по изуродованной коже кончиком пальца.

— Что это?

— Название этой болезни мне неизвестно. Она не заразна, однако вызывает отвращение у всех, кто ее видит. Меня принимают за прокаженного.

— Бедный, бедный! — восклицает Екатерина и прикасается губами к его руке.

К глазам Хьюика подступают слезы. Не потому что к нему до сих пор никто не прикасался, — нет, удовольствия плотской любви ему знакомы. Однако его возлюбленные зажмуриваются от отвращения даже в пылу страсти, а в глазах Екатерины нет ничего, кроме искреннего сочувствия.

— Такая кожа у меня по всему телу, кроме лица.

Екатерина вскакивает и тянет его за руку.

— Пойдемте в кладовую, посмотрим, что можно приготовить для вашей кожи! — оживленно говорит она. — Наверняка ее можно исцелить!

— Мне пока не удалось найти лекарства, хотя некоторые мази снимают раздражение.

Темными коридорами они идут в заднюю часть дома.

— Кто бы мог подумать, что несчастье может дать начало такой дружбе! — замечает Екатерина.

— Настоящая дружба — большая редкость, особенно при дворе, — соглашается Хьюик, чувствуя себя предателем, потому что секрет, который он хранит, вероятно, положит конец их близости. Он крепко привязался к Екатерине, считает ее не просто другом — сестрой, которой никогда не имел, и боится ее потерять. Обман тревожит совесть. А при дворе дружбы действительно нет — как могут дружить люди, непрестанно соревнующиеся между собой за высокое положение и королевские милости? Враждуют даже лекари, состоящие при короле, и большинство из них не любит Хьюика за то, что он на десять лет моложе, а уже лечит лучше.

Екатерина берет его под руку, и он поддается порыву искупить свою вину, дать ей оружие против себя.

— В Антверпене… — неуверенно начинает он.

— Да?

— Я встретил… — Слова даются с трудом. — Познакомился… Я влюбился.

Но это лишь часть правды.

— Как же зовут вашу даму, Хьюик? — весело осведомляется Екатерина, пожимая его руку. Признание явно доставило ей удовольствие.

— Это не дама, — наконец выговаривает он, ожидая, что она изумленно отпрянет.

— Вот как? Я подозревала, — спокойно отвечает Екатерина.

— Но почему?..

— Я знала мужчин, которые предпочитают объятия… представителей своего пола, — негромко говорит она.

Хьюик спокоен: теперь он всецело в ее руках. Узнай эту тайну посторонние, ему не избежать виселицы. Баланс в их отношениях восстановлен.

— Таким был мой первый муж, Эдуард Боро, — признается Екатерина. — Нас поженили совсем детьми.

Мимо проходит слуга с охапкой фрезий. В воздухе разносится весенний аромат.

— Это для моей спальни, Джетро?

— Да, миледи.

— Отдай цветы Дот, она расставит.

Поклонившись, слуга уходит.

— Эдуард Боро не испытывал ко мне ни малейшего влечения, — продолжает Екатерина. — Поначалу я думала, что дело в неопытности — ведь ни он, ни я ничего не понимали в таких делах. Однако был у нас учитель, Юстас Айвз, серьезный молодой человек с красивыми губами — помню, уголки его рта все время были приподняты, словно в печальной улыбке… Только заметив, как Эдуард краснеет, разговаривая с Юстасом, я начала догадываться, в чем дело. Ах, как мало я тогда знала о жизни!

— Что сталось с Эдуардом Боро? — спрашивает Хьюик, захваченный историей из ее прошлого.

— Подхватил потливую горячку. День — и его не стало. Бедный Эдуард! Он был сама доброта… — Екатерина с отсутствующим видом смотрит куда-то вдаль, будто перенеслась в прошлое, а здесь осталась лишь ее тень. — А потом я вышла замуж за Джона Латимера. — Она вздрагивает и возвращается в настоящее. — Теперь вы рассказывайте! Этот человек антверпенец?

— Нет, он англичанин. Писатель, мыслитель — просто необыкновенный! — Хьюик чувствует прилив возбуждения, даже просто рассказывая о Николасе Юдалле[21]. — И такой необузданный! Как дикий зверь.

— Необузданный? Звучит опасно!

— В лучшем смысле слова! — смеется Хьюик.

— А что же ваша жена? Она вас понимает?

— Мы с ней почти не общаемся, — неохотно отвечает он, чувствуя прилив вины, и меняет тему. — В последние дни любовь поистине витает в воздухе! Все только и говорят, что о страсти короля кое к кому.