Гамбит Королевы

Смех умолкает; все невольно задумываются о горькой истине, которая скрывается за этими словами: даже невинные могут пасть. Маргарита прикрывает рот рукой, Анна прячется за веером, но глаза выдают ее мысли: если будет низвергнута сестра, это повлечет за собой падение всей семьи. Даже Стэнхоуп, хохотавшая громче всех, умолкла, хотя ненавидит своего шурина и рада его унижению. Лишь Елизавета беззаботно смеется — быть может, еще слишком мала или действительно жестока, как считают некоторые.

Нелепый сюжет продолжает развитие, и зрители вновь смеются. Пьеса завершается счастливым финалом, и все это время Екатерина не перестает улыбаться.

— А ваш Юдалл — непредсказуемый тип! — замечает она. — Как говорил Аристотель? «В комедии для хороших все кончается хорошо, а для плохих плохо»? Интересно, какой конец ждет меня…

Хьюик не находит ответа. Сжав его ладонь, Екатерина шепчет:

— Можно ли ему доверять? Он слишком много знает о моем чтении! Поговорите с ним, Хьюик. Скажите, что, если он не будет осторожен, я его отошлю. Дайте ему понять, что моя доброта имеет предел.

— Обещаю, Кит!

Актеры кланяются под оживленные аплодисменты. Выходит Юдалл, и Екатерина бросает ему кошелек, который тот ловко подхватывает на лету.

— Великолепно, Юдалл! Вы нас совершенно покорили!

Все поднимаются с мест. Приносят вино. Хьюик держится в стороне, не мешая Екатерине поздравлять актеров и обмениваться впечатлениями с фрейлинами. Ее невозмутимость поразительна: ни одним жестом она не выдает того, что творится в душе. Улыбаясь, Екатерина болтает с юным Дадли и его матерью, а потом за руку подводит Маргариту. Помнится, обсуждалась возможность брака между ними. Маргарита приседает в реверансе, однако вместо того чтобы бросить на кавалера вежливый взгляд, пристально смотрит в лицо, а потом как будто случайно опрокидывает на его желтые чулки кубок с вином. Дадли отскакивает, его мать прикрывает рот рукой. Они, похоже, подозревают, что это не случайность. Екатерина подзывает пажа, и тот уводит незадачливого жениха; встревоженная мать идет следом. Екатерина оборачивается к Маргарите, но та уже ускользнула и сидит в углу рядом с Елизаветой. До Хьюика доносится голос последней:

— Браво, Маргарита Невилл! Так и нужно поступать с нежеланными ухажерами.

Порой Хьюик совсем не понимает женщин.

* * *

— Что это? — раздраженно спрашивает Уильям Сэвидж, держа лист бумаги двумя пальцами, словно он заразен.

Дот хочется отобрать листок, вернуть его в молитвенник Екатерины и сделать вид, что ничего этого не было. Однако раз уж она здесь, нужно иметь смелость.

— Я хотела спросить, не будете ли вы так добры прочесть это мне… — бормочет она.

— Нельзя же вот так — на глазах у всех! — возмущенно восклицает Уильям.

Они стоят на площадке лестницы, ведущей в общий зал. Мимо, разговаривая, то и дело проходят люди. Солнечный свет льется из окна на серые плиты пола, от которых Дот не решается поднять глаза. Прижав листок бумаги текстом к груди, Уильям разворачивается к свету, отгибает уголок и бросает взгляд, стараясь, чтобы никто не заметил.

— Ах, так это молитва королевы! Что же ты сразу не сказала?

— Я… мне… — Язык отяжелел у Дот во рту, щеки пламенеют. Наконец удается выдавить: — Не важно…

— Нет, это очень важно! — улыбается Уильям и берет ее за руку. — Пойдем, отыщем тихое местечко. Тебя не хватятся?

Он уже не злится — теперь это снова Уильям из ее ночных мечтаний.

— У меня есть несколько минут, — отвечает Дот.

Уильям спускается по ступеням так быстро, что ей приходится бежать. На щиколотке одного из чулок у него дырка — кружок светлой кожи на фоне черной ткани. Может, предложить заштопать? Есть ли у него девушка, которая штопала бы чулки и стирала белье?..

Внезапно Дот осознает, что ей ничего не известно об этом человеке — лишь то, что он умеет читать, писать и играет на верджинеле, как ангел. А самое главное — он совершенно недосягаем. Уильям достаточно благородного происхождения, и с такой, как Дот, у него нет ничего общего; она годится разве лишь для случайной возни в амбаре.

Однако сейчас этот самый Уильям держит ее за руку и ведет на главный двор, где солнце, отражаясь от стекол, играет на брусчатке и слепит глаза. Жизнь вокруг кипит, как на Смитфилде: люди деловито снуют туда-сюда, бегают пажи, расхаживают стражники, бряцая мечами. Дот замечает Бетти, которая тихонько крадется вдоль галереи, стараясь не привлекать к себе внимания, потому что в это время ей полагается быть на кухне.

Проходит садовник с огромной охапкой лимонно-желтых цветов для больших покоев. Три девушки в крытой галерее разучивают танцевальные фигуры, покачивая юбками.

— Нет, Мария, не так! — поправляет одна из них. — Руки должны быть подняты.

Она приподнимает руки и взмахивает крошечными пальчиками, похожая на бабочку в красно-золотом наряде, а сама стреляет красивыми глазками по сторонам в надежде увидеть восхищенных зрителей.