Гамбит Королевы

Подхлестывая коня, Екатерина выезжает на вершину холма. Пьютер устал, но, завидев дворец, ускоряет шаг — вероятно, подстегиваемый мыслью о ведре овса. Серые стены Элтема, поросшие мхом и лишайником, кажутся порождением природы. Сотни лет здесь жили короли, и дворец словно осознает это, величественно возвышаясь посреди лугов в окружении тихого рва, заросшего ряской. Деревья, растущие по берегам, уже тронуты осенним увяданием — их кроны по краям опалены желтизной.

Мария, Елизавета и маленький Эдуард с группой молодежи ускакали далеко вперед. Екатерина любуется тем, как Эдуард уверенно правит своим норовистым пони. Она не отступает от намерения дать семью этим потерянным детям, которым, несмотря на все привилегии, так не хватает любви. Даже Эдуард — любимец отца, надежда королевства — настолько оторван от людей, что совсем не привык к ласке. Екатерина надеется это изменить, а пока радуется зарождению близости между сестрами. В Элтеме они все время катаются вместе, и Елизавета спит с Марией в одной кровати.

Радость омрачается тем, что Маргарита из-за этого осталась одна. Вообще-то ей давно пора замуж, однако после истории с пролитым вином о Дадли не может быть и речи. К тому же Маргарита нездорова — бледна, как призрак, и неделями не выходит из покоев, а по ночам тайком проскальзывает к Екатерине под одеяло, и та с тревогой слушает ее хриплое дыхание, прерываемое чудовищными приступами кашля. Из Лондона уже вызван Хьюик — он что-нибудь придумает.

* * *

Дворец манит Екатерину. Генрих провел свое детство в Элтеме, и она пытается представить, как пухлый маленький мальчик — второй королевский сын, которому не уготована великая доля старшего брата, — бегает по старинным коридорам. Однако вообразить Генриха ребенком трудно: для Екатерины он словно один из языческих богов древности, которые рождались взрослыми из чрева огромной рыбы или из расселины в земле.

Генрих скоро вернется, гордый грандиозной победой над Булонью[50]; при дворе все торжествовали, узнав о поражении французов. Екатерина ждет известий о высадке короля в Дувре и чувствует, как утекает сквозь пальцы свобода, однако все же намерена насладиться прелестью старинного Элтема.

Цокот копыт Пьютера гулко отдается под каменной аркой. Когда Екатерина въезжает во двор, начинается дождь. Спешившись, она ведет коня к лохани напиться; он утыкается мордой ей в плечо, а она почесывает его между ушами.

— Давайте его мне, мадам, — говорит незнакомый конюх, не решаясь поднять глаза на королеву.

Екатерина с улыбкой отдает поводья и спрашивает, как его зовут.

— Гас, мадам, — отвечает парень, уставившись на свои руки.

— Спасибо, Гас. Задай ему овса и хорошенько оботри — ведь он уже немолод.

Конюх уводит Пьютера, а Екатерина присаживается на край лохани, подставив лицо холодным каплям, и на некоторое время забывает о своем королевском статусе. Затем дождь усиливается, и она наконец заходит во дворец. Позже они сидят с Анной у камина и пьют пунш.

— Камин ужасно дымит, — жалуется сестра.

— Мы избалованы удобствами Хэмптон-Корта и Уайтхолла.

— Это место напоминает мне Кройленд. Помнишь, мы ездили туда в детстве?

Екатерина поднимает глаза к потолочным стропилам, переводит взгляд на неровные плиты пола, за сотни лет вытершиеся до блеска. Тусклый свет, проникая сквозь толстые стекла, бликует на гладком полу.

— Действительно, похоже на Кройленд.

Как тихо было в величественном аббатстве! Настолько, что тишина звенела в ушах, нарушаемая только едва слышным шелестом шагов, а порой к сводчатому потолку взлетали жутковатые песнопения суровых монахов в рясах с капюшонами. И все это строгое великолепие разрушено по велению Генриха.

Пускай Екатерина не верит в то, что воплощало собой аббатство, — ей все равно жаль, что оно уничтожено; толику древнего величия и тишины стоило сохранить. Она остро чувствует утрату и понимает, почему многие до сих пор с ужасом взирают на дележку богатств церкви.

— Печально, что таких мест больше не осталось. Ты когда-нибудь задумывалась, Анна, стоило ли оно того?

— Я думаю, стоило, Кит.

Порой Екатерина завидует спокойной убежденности сестры.

— Несмотря на чудовищные злодеяния?

— Несмотря даже на них. Новый мир иначе не построишь. И уж не тебе, Кит, сомневаться — после всего, что ты пережила в лапах католических мятежников!

— Я не сомневаюсь, скорее… — Она с трудом подбирает слова. — Меня это печалит.

С громким смехом по галерее пробегает Елизавета, за ней спешит Роберт Дадли.

— Опасная девица! — замечает Анна. — Ты видела, как она веревки вьет из Роберта?

— Она необузданная, однако добрая в душе. Не суди о ней строго.

— Да она и из тебя веревки вьет! Говорю тебе, хлопот с ней не оберешься.

— Все заблуждаются на ее счет!

— А как же Маргарита? Елизавета увела жениха у нее из-под носа! Тот ни о чем не может думать, кроме этой чертовки.

— Мег он не понравился, — возражает Екатерина, досадуя на несправедливость сестры. — К тому же она нездорова и просто сейчас не может…