Гамбит Королевы

Совет рассматривает мелкие вопросы, и наконец Екатерина закрывает заседание. Не опуская гордо поднятой головы, она проходит по коридору и, лишь очутившись в своих личных покоях, обессиленно прислоняется к двери, поспешно расшнуровывает верхнее платье, сбрасывает арселе и сползает на пол.

* * *

Юдалл стоит посреди покоев королевы, одетый в изысканный парчовый дублет пурпурного цвета, носить который не имеет права. Хьюик пытался отговорить его от пурпура («Это неуважение к королеве!»), однако не преуспел. Впрочем, Екатерине приятна дерзость Юдалла — она терпеть не может льстецов и лицемеров, таких, например, как Стэнхоуп, которая льнет к королеве, словно кошка: зачитывает места из Лютера, которые могут ее заинтересовать, приносит маленькие подарки — то парчу, то веер, то книгу. Стэнхоуп, конечно, отчасти разделяет убеждения Екатерины, однако Хьюику ясно, как день, что она преследует исключительно свои интересы.

Юдалл кланяется, выписывая беретом серию восьмерок; дамы смеются. Хьюик обменивается улыбками с Екатериной; в последние несколько недель она расцвела, раскрылась в новой роли и теперь довольна собой. Королева прекрасно справляется со своими обязанностями, и даже сомневающиеся впечатлены ее стойкостью. Однако кольцо врагов сжимается все теснее. Они думали, что новая жена короля покорно поможет вернуть его к старой вере, и были неприятно удивлены, обнаружив, что это не так. А теперь она еще и регентша.

— Как прошло заседание? — шепотом спрашивает Хьюик.

— Советники постепенно переходят на мою сторону.

— Если кому-то и под силу их покорить, то только вам, Кит.

Ризли, Гардинер и Рич ходят с такими кислыми лицами, что впору сквасить мед. Недовольные шепчутся о новом завещании короля, по которому регентство Екатерины станет постоянным. Это не нравится никому, а особенно Хартфорду; сейчас он может быть на ее стороне, однако при дворе любые союзы недолговечны. Хартфорд давно мечтает о регентстве и лижет сапоги королю, с нетерпением ожидая коронации своего малолетнего племянника, — а теперь дорогу ему преградила женщина, причем безупречная в глазах Генриха.

Хьюик не решается напомнить Екатерине, что своей властью она обязана исключительно королю; все эти гардинеры, ризли и хартфорды покоряются ей только потому, что король рано или поздно вернется. Она часто говорит о Марии Венгерской — уважаемой правительнице, сильной королеве-регентше. Однако за Марией Венгерской стоит мощь ее брата-императора[49], а кто будет стоять за Екатериной? Ее собственный брат — свежеиспеченный граф Эссекс, беспомощный, как большинство придворных щеголей?

Если король умрет, все тут же обратятся против нее; Екатерина и глазом не успеет моргнуть, как угодит в Тауэр. Однако Хьюик не хочет нарушать ее счастье. «Пусть наслаждается, пока может», — думает он, глядя, как Екатерина весело смеется над карикатурными ужимками Юдалла.

С тех пор как Хьюик стал главным лекарем королевы, его называют выскочкой, лизоблюдом и прихлебателем, а он отшучивается и никогда не признается в своей искренней любви. Настоящая дружба при дворе редкость, и потому Хьюику особенно дороги эти отношения, дорог противоречивый нрав Екатерины, ее стремление быть доброй христианкой и одновременно с этим первой во всем, даже в карточной игре. Она безжалостный соперник — и верный друг. Даже со слугами она обращается уважительно; у нее всегда найдется доброе слово для конюха и ласковая улыбка для девушки, выносящей помои. При дворе все смотрят наверх и не замечают, что творится под ногами, — все, кроме Екатерины. Хьюик никогда не забудет поцелуя, который она запечатлела на его изуродованной руке в Чартерхаусе. Кажется, что с тех пор прошла целая вечность, хотя на самом деле всего полтора года.

* * *

— А Юдаллу идет этот цвет! — шепотом замечает Екатерина.

— Королевам всегда идет пурпур, — откликается Хьюик, и она хихикает.

Впрочем, даже Юдалл не решился бы на эту выходку, не будь король во Франции. Нельзя рассчитывать на чувство юмора Генриха.

К Юдаллу прикованы взгляды всех присутствующих, и Хьюика охватывает желание. Их отношения исполнены страсти, хотя и непостоянны. Юдалл бывает жесток и недавно отказался прикасаться к Хьюику, заявив: «Мне отвратительна твоя змеиная кожа!» — а потом вернулся пьяный и слезливо молил о прощении. Хьюику было больно, однако порой он и сам себе отвратителен. Возможно, именно исчезающе тонкая грань между любовью и ненавистью делает отношения притягательными.

Глядя на своего любовника, Хьюик представляет подтянутую фигуру, крепкие мускулы, упругую гладкую кожу, так непохожую на его собственную… Обнаженный, Юдалл ничем не отличается от крестьянина, и только его ум — острейший, тончайший, изощреннейший и притом совершенно не способный на уважение. Именно эта противоречивость влечет Хьюика в Юдалле — как и в Екатерине. Она часто говорит, что править можно, лишь сочетая в себе мужское и женское; уж кто-кто, а Хьюик в этом отлично разбирается.