Гамлет

Художественный зазор между словами и действием, собственно, и следует называть драматургией Шекспира.

Ткань шекспировской пьесы столь органична, что сама помогает читающему разгладить ее складки и разглядеть тайный ее орнамент. Надо лишь помнить, что у каждой шекспировской загадки есть разгадка, и сам автор сочувствует взыскующему смысла читателю, стремясь подсказать правильный ответ. Тот ответ, который поначалу и в голову не может прийти именно из-за его простоты и парадоксальности.

Если судить по «Гамлету», общепринятое мнение об «условности шекспировской драматургии» — проблема нашего умения читать Шекспира.

Эта проблема, разумеется, куда шире, чем даже сама шекспировская драматургия.

Наше культурное знание на девять десятых основывается на мифологической модели, предложенной нам опытом и разумением предшествующих поколений. Но гений — современник не своих современников, а тех поколений, которые или способны его понять, или хотя бы приблизиться к пониманию.

«Гамлетовский» миф в том виде, в котором он сложился за четыреста лет, прошедших с первого пиратского издания пьесы Шекспира, как мне представляется, более не может быть питательной средой и источником вдохновения новых художников: колодец этого заблуждения вычерпан до дна.

«Гамлет». Постановка 1590 г. в Эльсиноре?

Переводя «Гамлета», я предположил, что в 1589–90 годах Шекспир из Лондона отправляется в Эльсинор. И там знакомится с Яковом VI Шотландским, который в 1603-м станет Яковом I Английским. Считается, что в Эльсиноре Шекспир никогда не был. Но корабли из Англии подходят к Эльсинору точно с норд-норд-веста, а Гамлет произносит:

«Я безумен только при норд-норд-весте. Когда ветер с юга, ястреба от цапли я отличу…»

Читаем у Питера Акройда:

«В 1587 году, будучи в труппе “Слуг Ее Величества королевы”, Шекспир создает первый вариант “Гамлета”. Этот “юношеский” Гамлет исчез — только из рассуждений Томаса Нэша 1589 года мы знаем, что в нем имелись слова “Быть или не быть” и призрак, восклицающий: “Мести жажду!”»

8 февраля 1587 года в замке Фотерингей была обезглавлена Мария Стюарт, мать шотландского короля Якова VI. Помимо прочего ее обвиняли и в том, что вместе с любовником, Джеймсом Хепберном, графом Ботвеллом, она убила своего мужа. А мужем был двоюродный брат королевы — девятнадцатилетний красавец Генрих Стюарт, лорд Дарнли, отец Якова VI. А это уже не просто шекспировский, а именно гамлетовский сюжет.

10 февраля 1567 года при таинственных обстоятельствах взорвался дом в Керко'Филде, пригороде Эдинбурга, где остановился Дарнли, а сам он был найден убитым во дворе, задушенный, при попытке бегства из горящего дома вместе с пажом. Вопрос об участии Марии Стюарт в организации убийства своего мужа — один из наиболее спорных в истории Шотландии. По-видимому, о готовящемся злодеянии по крайней мере знали и, возможно, сами участвовали граф Морей и Мейтланд. Также со значительной долей уверенности можно говорить о наличии заговора против Дарнли среди его бывших партнёров по убийству Риччо во главе с Мортоном, которых король предал. Участие в заговоре графа Ботвелла тоже более чем вероятно. Причём, если Ботвелл, по-видимому, хотел расчистить себе путь к руке королевы Марии, то группы Мортона и Морея, возможно, убийством Дарнли пытались вызвать кризис доверия к королеве и её свержение.

Как утверждают историки, Мария в смерти супруга не была виновата. Но и у Шекспира Гертруда виновата лишь в измене мужу. Сговора отравить супруга не было. (Поняв, какую «жемчужину» Клавдий бросил в кубок, королева, спасая сына, пьет из отравленного кубка. Отравительница так бы не поступила.)