Ган Исландец

— Не смй перебивать меня, старая ворона, — закричалъ палачъ, — да, наконецъ-то знаменитый, неуловимый Ганъ Исландецъ взятъ живьемъ, а вмст съ нимъ захвачены и другіе предводители бунтовщиковъ, съ которыхъ мн придется по двнадцати экю за голову, не считая стоимости труповъ. Да, онъ взятъ, говорю теб, и чтобы вполн удовлетворить свое любопытство, узнай, что я самъ видлъ какъ онъ шелъ въ рядахъ солдатъ.

Жена и дти съ любопытствомъ придвинулись къ Оругиксу.

— Такъ ты видлъ его?

— Цыцъ, волчата! Вы вопите, словно мошенникъ, увряющій въ своей невинности. Да, я самъ видлъ его. Этотъ великанъ шелъ съ руками, скрученными за спиной, съ повязкой на лбу. Безъ сомннія, онъ раненъ въ голову, но пусть будетъ спокоенъ, я живо залчу ему эту рану.

Палачъ заключилъ свою страшную шутку выразительнымъ жестомъ и продолжалъ:

— Слдомъ за нимъ вели четырехъ его товарищей, тоже раненыхъ. Всхъ ихъ отправятъ въ Дронтгеймъ, гд будутъ судить вмст съ бывщимъ великимъ канцлеромъ Шумахеромъ въ присутствіи главнаго синдика и подъ предсдательствомъ ныншняго великаго канцлера.

— А какъ выглядли другіе плнники?

— Два старика, на одномъ войлочная шляпа рудокопа, на другомъ мховая шапка горца. Оба замтно пріуныли. Изъ остальныхъ плнниковъ, одинъ молодой рудокопъ шелъ весело, посвистывая, другой… Помнишь ты, Бехлія, тхъ путниковъ, которые дней десять тому назадъ, въ бурную ночь нашли убжище въ этой башн?..

— Какъ сатана помнитъ день своего паденія, — отвтила жена.

— А примтила ты между ними молодчика, сопровождавшаго стараго выжившаго изъ ума ученаго, въ огромномъ парик?.. Помнишь, молодчикъ въ широкомъ зеленомъ плащ съ чернымъ перомъ на шляп?

— Еще бы! Какъ теперь помню, онъ сказалъ мн: добрая женщина, у насъ есть золото…

— Ну вотъ, старуха; если четвертый плнникъ не этотъ молодчикъ, такъ я обязуюсь душить однихъ глухихъ тетеревей. Правда, изъ за пера, шляпы, волосъ и плаща я не могъ хорошенько разглядть его, да и голову то онъ повсилъ; но на немъ была та же самая одежда, т же сапоги… ну, словомъ, я готовъ проглотить Сконгенскую каменную вислицу, если это не тотъ самый молодчикъ! Какъ теб это нравится, Бехлія? Не забавно ли будетъ, если я, поддержавъ сперва жизнь этого незнакомца, теперь отправлю его на тотъ свтъ?

Палачъ захохоталъ зловщимъ смхомъ, потомъ продолжалъ:

— Ну, выпьемъ на радостяхъ, Бехлія; налей-ка стаканъ того пивца, что деретъ горло какъ напилокъ, за здоровье почтеннйшаго Николя Оругикса, будущаго королевскаго палача! Признаться, мн ужъ не хотлось идти въ Несъ вшать какого то мелкаго воришку; однако я сообразилъ, что тридцатью двумя аскалонами пренебрегать не слдуетъ, что пока мн удастся снять голову благородному графу, бывшему великому канцлеру, и знаменитому исландскому демону, я ничуть не обезславлю себя, казня воровъ и тому подобныхъ негодяевъ… Поразмысливъ это, въ ожиданіи диплома на званіе королевскаго палача, я и спровадилъ на тотъ свтъ какого-то каналью изъ Неса. На, старуха, получай тридцать два аскалона полностью, прибавилъ онъ, вытаскивая кожаный кошелекъ изъ дорожной котомки.

Въ эту минуту снаружи башни послышался троекратный звукъ рожка.

— Жена, — вскричалъ Оругиксъ, подымаясь съ скамьи, — это полицейскіе главнаго синдика.

Съ этими словами онъ торопливо сбжалъ внизъ.

Минуту спустя, онъ вернулся съ большимъ пергаментомъ и поспшилъ сломать печать.

— Вотъ что прислалъ мн главный синдикъ, — сказалъ палачъ, подавая пергаментъ жен, - прочти-ка, ты вдь разбираешь всякую тарабарскую грамоту. Почемъ знать, можетъ быть это мое повышеніе; да оно и понятно: судить будутъ великаго канцлера, предсдательствовать будетъ великій канцлеръ, необходимо, чтобы и исполнителемъ приговора былъ королевскій палачъ.

Жена развернула пергаментъ и, разсмотрвъ его, стала читать громкимъ голосомъ, между тмъ какъ дти тупо уставились на нее глазами.

«Именемъ главнаго синдика Дронтгеймскаго округа, приказываемъ Николю Оругиксу, окружному палачу, немедленно явиться въ Дронтгеймъ съ топоромъ, плахой и трауромъ.»

— И все? — спросилъ палачъ раздосадованнымъ тономъ.

— Все, — отвтила Бехлія.

— Окружной палачъ! — проворчалъ сквозь зубы Оругиксъ.

Съ минуту онъ съ досадой разсматривалъ приказъ синдика.

— Длать нечего, — сказалъ онъ наконецъ, — надо повиноваться, если требуютъ топоръ и трауръ. Позаботься, Бехлія, надо вычистить топоръ отъ ржавчины, да посмотрть, не запачкана ли драпировка. Впрочемъ, не к чему отчаяваться; можетъ быть повышеніе ждетъ меня въ награду за выполненіе такой славной казни. Тмъ хуже для осужденныхъ: они лишаются чести умереть отъ руки королевскаго палача.

XLII

Графъ Алефельдъ, влача широкую черную симаррку изъ атласа, подбитаго горностаемъ, съ озабоченнымъ видомъ расхаживалъ по комнат своей жены. На немъ былъ полный мундиръ великаго канцлера Даніи и Норвегіи, съ грудью, украшенной множествомъ звздъ и орденовъ, среди которыхъ виднлись цпи королевскихъ орденовъ Слона и Даннеброга. Широкій судейскій парикъ покрывалъ его голову и плечи.