— Другъ мой, — сказала мать съ принужденной нжной улыбкой: — сдлайте для меня одну милость, прикажите вернуть Фредерика изъ этой отвратительной страны…
Канцлеръ съ трудомъ освободился изъ ея объятій.
— Графиня, судъ ждетъ меня. Прощайте, я не властенъ исполнить вашу просьбу.
Съ этими словами онъ поспшно вышелъ изъ комнаты.
Графиня осталась одна въ мрачномъ раздумьи.
— Не властенъ! — прошептала она, — когда ему достаточно одного слова, чтобы вернуть мн моего сына! О!
Недаромъ я считала моего мужа самымъ безсердечнымъ человкомъ.
XLIII
По выход изъ башни Шлезвигскаго Льва стража разлучила испуганную Этель съ отцомъ и по мрачнымъ, невдомымъ ей коридорамъ привела ее въ темную келью, дверь которой тотчасъ же затворилась за нею. Напротивъ двери кельи находилось ршетчатое отверстіе, пропускавшее мерцающій свтъ факеловъ и свчей.
Передъ отверстіемъ на скамь сидла женщина въ черной одежд подъ густымъ вуалемъ. При вход Этели она сдлала ей знакъ ссть рядомъ съ ней. Изумленная двушка молча повиновалась.
Глаза ея тотчасъ же устремились на ршетчатое отверстіе и мрачная величественная картина явилась предъ ними.
Въ глубин обширной, обитой трауромъ комнаты, слабо освщаемой мдными свтильниками, прившанными къ своду, возвышалась черная трибуна въ вид лошадиной подковы, занимаемая семью судьями въ черной одежд. Грудь одного изъ нихъ, сидвшаго посредин на высокомъ кресл, изукрашена была брильянтовыми цпями и блестящими золотыми орденами. Судья, помщавшійся вправо отъ него, отличался отъ прочихъ блою перевязью и горностаевой мантіею. Это былъ главный синдикъ округа. Вправо отъ трибуны на эстрад подъ балдахиномъ возсдалъ старецъ въ одежд первосвященника, влво стоялъ столъ, заваленный бумагами, въ которыхъ рылся приземистый человкъ въ огромномъ парик и длинной черной одежд со складками.
Передъ судьями находилась деревянная скамья, окруженная алебардщиками, державшими факелы, свтъ которыхъ, отражаясь отъ копій, мушкетовъ, и бердышей, мерцающими лучами падалъ на головы многочисленной толпы зрителей, тснившихся за желзной ршеткой, отдлявшей ихъ отъ трибуны.
Какъ бы пробудившись отъ сна, Этель смотрла на открывшееся передъ нею зрлище, сознавая, что такъ или иначе она причастна тому, что происходило у ней передъ глазами. Какой то тайный, внутренній голосъ побуждалъ ее напрячь все свое вниманіе, убждалъ въ близости ршительнаго переворота въ ея жизни.
Сердце молодой двушки волнуемо было двумя противоположными стремленіями; ей хотлось или сразу узнать въ какой степени заинтересована она происходившимъ у ней на глазахъ, или же не знать этого никогда. Въ послднее время мысль, что Орденеръ навсегда потерянъ для нея, внушяла ей отчаянное желаніе разомъ покончить съ существованіемъ, однимъ взглядомъ прочесть книгу своей судьбы. Вотъ почему, сознавая, что пробилъ ршительный часъ ея жизни, она разсматривала мрачную обстановку залы не столько съ отвращеніемъ, сколько съ нетерпливой, отчаянной радостью.
Наконецъ увидла она, что предсдатель поднялся съ своего мста и именемъ короля провозгласилъ засданіе суда открытымъ.
Низкій человкъ въ черной одежд сталъ по лвую руку отъ трибунала и тихимъ, но быстрымъ голосомъ сталъ читать длинный докладъ, въ которомъ имя отца Этели то и дло повторялось въ связи съ словами заговоръ, бунтъ рудокоповъ, государственная измна.
Этель вспомнила въ это мгновеніе слова роковой незнакомки, которая въ крпостномъ саду сообщила ей, что отцу ея грозитъ какое то обвиненіе. Она вздрогнула, когда человкъ въ черномъ плать кончилъ докладъ, сдлавъ удареніе на послднемъ слов — смерть.
Съ ужасомъ обратилась она къ женщин подъ вуалемъ, къ которой, сама не зная почему, чувствовала какой-то страхъ:
— Гд мы? Что это значитъ? — робко освдомилась она.
Таинственная незнакомка сдлала знакъ, приказывавшій молчать и слушать. Молодая двушка снова устремила свой взглядъ на залу трибунала.
Почтенный старикъ въ епископскомъ одяніи поднялся между тмъ съ своего мста и Этель не проронила ни слова изъ его рчи:
— Во имя всемогущаго, милосерднаго Создателя, я, Памфилъ Элевтеръ, епископъ королевскій Дронтгеймской области, привтствую уважаемое судилище, творящее судъ именемъ короля, нашего монарха и повелителя.
«Видя въ узникахъ, предстоящихъ предъ судилищемъ, людей и христіанъ, не имющихъ за себя ходатая, я заявляю уважаемымъ судьямъ о моемъ намреніи предложить имъ мою слабую помощь въ жестокомъ положеніи, въ которомъ очутились они по вол Всевышняго.»
«Молю Бога, да укрпитъ онъ своей силою мою дряхлую слабость, да просвтитъ мою глубокую слпоту.»
«Съ такимъ намреніемъ я, епископъ королевской епархіи, ршаюсь предстать передъ уважаемымъ и праведнымъ судилищемъ.»
Съ этими словами, епископъ сошелъ съ своего первосвященническаго сдалища и опустился на деревянную скамью, предназначенную для обвиняемыхъ. Одобрительный шепотъ пронесся въ толп зрителей.
Предсдатель всталъ и сказалъ сухимъ тономъ: