— Алебардщики, наблюдайте за тишиной!.. Владыко, судилище отъ лица обвиняемыхъ благодаритъ ваше преосвященство. Жители Дронтгеймскаго округа, будьте внимательны, верховное королевское судилище должно произнести безапеляціонный приговоръ. Стражи, введите подсудимыхъ.
Толпа зрителей стихла въ ожиданіи и страх; только масса головъ волновалась въ тни, подобно мрачнымъ волнамъ бурнаго моря, надъ которымъ готова разразиться гроза.
Вскор Этель услышала подъ собою въ мрачныхъ проходахъ залы глухой шумъ и необычайное движеніе; зрители заволновались отъ нетерпнія и любопытства; раздались многочисленные шаги; заблистало оружіе алебардщиковъ и въ залу трибунала вошло шесть человкъ, закованныхъ въ кандалы и окруженныхъ стражею.
Этель видла лишь перваго изъ узниковъ, старца съ сдой бородой, въ черной симарр — своего отца.
Почти безъ чувствъ оперлась она на каменную баллюстраду, возвышавшуюся передъ скамьей; окружающіе предметы закружились у ней въ глазахъ, ей казалось, что сердце бьется у ней въ ушахъ. Слабымъ голосомъ она могла только прошептать.
— Боже, помоги мн!
Незнакомка наклонилась къ ней, дала ей понюхать соли и тмь вывела изъ летаргическаго забытья.
— Ради Бога, сударыня, — проговорила Этель, оживляясь: — скажите хоть слово, чтобы я убдилась, что не адскіе призраки издваются надо мною.
Но незнакомка, не обращая вниманія на ея просьбу, снова повернулась къ трибуналу и бдной двушк пришлось молча послдовать ея примру.
Предсдатель началъ медленнымъ, торжественнымъ голосомъ:
— Подсудимые, васъ привели сюда для того, чтобы судъ разобралъ степень вашей виновности въ измн, заговор, въ поднятіи оружія противъ власти короля, нашего милостиваго монарха. Обдумайте теперь же ваше положеніе, такъ какъ надъ вами тяготетъ обвиненіе въ оскорбленіи его величества.
Въ эту минуту лучъ свта упалъ на лицо одного изъ шестерыхъ подсудимыхъ, на молодаго человка, который стоялъ съ головой, опущенной на грудь, и какъ бы нарочно скрытой подъ длинными кудрямя ниспадающихъ на плечи волосъ.
Этель содрогнулась, холодный потъ выступилъ на ея лбу; ей показалось, что она узнала… но нтъ, это была простая иллюзія; освщеніе залы было такъ слабо, люди двигались въ ней подобно тнямъ, даже съ трудомъ можно было различить лоснящееся чернаго дерева распятіе, возвышавшееся надъ кресломъ предсдателя.
Однако, молодой человкъ, повидимому, былъ въ плащ, издали казавшимся зеленымъ; растрепавшіеся волосы его какъ будто имли каштановый отливъ и случайный лучъ, упавшій на его лицо… Но нтъ, это немыслимо, невозможно! Это страшная иллюзія, не боле.
Подсудимые сли на скамью рядомъ съ епископомъ. Шумахеръ помстился на одномъ краю; между нимъ и молодымъ человкомъ съ темнорусыми волосами находились четверо его товарищей по несчастію въ грубой одежд простолюдиновъ. Одинъ изъ нихъ выдавался надъ всми своимъ великанскимъ ростомъ. Епископъ сидлъ на другомъ краю скамьи.
Президентъ обратился къ отцу Этели.
— Старикъ, — спросилъ онъ сурово: — какъ тебя зовутъ, кто ты?
Старикъ съ достоинствомъ поднялъ голову.
— Было время, — отвчалъ онъ, устремивъ пристальный взглядъ на президента: — когда меня звали графомъ Гриффенфельдомъ и Тонгсбергомъ, княземъ Воллинъ и княземъ священной имперіи, кавалеромъ королевскаго ордена Слона, кавалеромъ германскаго ордена Золотаго Руна и англійскаго — Подвязки, первымъ министромъ, главнымъ попечителемъ университетовъ, великимъ канцлеромъ Даніи и…
Предсдатель перебилъ его:
— Подсудимый, суду нтъ дла какъ тебя звали и кто ты былъ; судъ желаетъ знать, какъ тебя зовутъ и кто ты?
— Если такъ, — съ живостью возразилъ старикъ: — то теперь меня зовутъ Иванъ Шумахеръ, мн шестьдесятъ девять лтъ и я никто иной, канцлеръ Алефельдъ, какъ вашъ бывшій благодтель.
Президентъ повидимому смутился.
— Я васъ узналъ, графъ, — добавилъ Шумахеръ: — но такъ какъ видимо вы на узнаете меня, то я ршаюсь напомнить вашему сіятельству, что мы съ вами старинные знакомые.
— Шумахеръ, — сказалъ предсдатель тономъ подавленнаго гнва: — суду дорого время.
Старый узникъ перебилъ его:
— Мы помнялись ролями, достойный канцлеръ. Было время, когда я васъ звалъ просто Алефельдъ, а вы величали меня вашимъ сіятельствомъ.
— Подсудимый, — возразилъ предсдателъ: — ты вредишь самъ себ, напоминая о постигшемъ тебя позорномъ приговор.
— Можетъ быть этотъ приговоръ позоренъ для кого нибудь, графъ Алефельдъ, только не для меня.
Старикъ привсталъ, съ удареніемъ произнося эти слова. Предсдатель протянулъ къ нему руку.
— Садись и не издвайся надъ судилищемъ и судьями, обвинившими тебя, и надъ королемъ, назначившимъ теб этихъ судей. Вспомни, что его величество даровалъ теб жизнь, и ограничься теперь своей защитой.
Шумахеръ въ отвтъ пожалъ плечами.
— Можешь ты, — спросилъ предсдатель: — сообщить что нибудь трибуналу касательно уголовнаго преступленія, въ которомъ ты обвиняешься?
Видя, что Шумахеръ хранитъ молчаніе, предсдатель повторилъ свой вопросъ.