Ган Исландец

Съ этими словами откинувъ свой рогожный плащъ, онъ вонзилъ кинжалъ въ сердце стрлка и кинулъ его бездыханное тло къ ногамъ великана.

Крикъ испуга и ужаса огласилъ своды залы. Стража, окружавшая великана, невольно отступила назадъ. Малорослый быстре молніи кинулся на беззащитнаго горца и новымъ взмахомъ кинжала свалилъ его на трупъ солдата. Затмъ, скинувъ свой рогожный плащъ, сорвавъ парикъ и накладную бороду, онъ обнажилъ свои жилистые члены, покрытые отвратительными отрепьями звриныхъ шкуръ, и лицо, распространившее между зрителями большій ужасъ, чмъ окровавленный кинжалъ, страшное лезвее котораго онъ занесъ надъ своими жертвами.

— Ну, судьи, кто изъ насъ Ганъ Исландецъ?

— Стражи, схватите чудовище! — закричалъ перепуганный предсдатель.

Малорослый кинулъ свой кинжалъ на полъ.

— Теперь онъ для меня безполезенъ, здсь больше нтъ мункгольсмкихъ стрлковъ.

Съ этими словами онъ безъ сопротивленія отдался въ руки алебардщиковъ и полицейскихъ, которые толпились вокругъ него, какъ будто готовясь на приступъ къ городу. Чудовище приковано было къ скамь подсудимыхъ, а об жертвы, изъ которыхъ одна еще дышала, были вынесены на носилкахъ.

Невозможно описать разнообразныхъ ощущеній ужаса, изумленія и негодованія, которыя въ продолженіе описанной страшной сцены волновали народъ, стражу и судей. Но когда разбойникъ спокойно слъ на роковую скамью, любопытство взяло верхъ надъ прочими ощущеніями и воцарилась полная тишина.

Почтенный епископъ поднялся съ своего сдалища.

— Господа судьи, — началъ онъ.

Разбойникъ перебилъ его:

— Дронтгеймскій епископъ, я Ганъ Исландецъ, не трудитесь защищать меня.

Секретарь всталъ въ свою очередь.

— Господинъ предсдатель…

Чудовище перебило и его:

— Секретарь, я Ганъ Исландецъ, не трудись обвинять меня.

Весь въ крови, онъ окинулъ свирпымъ, смлымъ взоромъ трибуналъ, стражу и толпу зрителей, и можно сказать вс эти люди вздрогнули отъ испуга при одномъ взгляд этого безоружнаго, скованнаго человка.

— Слушайте, судьи, и не ждите отъ меня длинныхъ разсужденій. Я Клипстадурскій демонъ. Моя мать — старая Исландія, островъ огнедышащихъ горъ. Нкогда она была только горою, но ее раздавилъ великанъ, который, падая съ неба, оперся рукой на ея вершину. Мн нтъ нужды разсказывать вамъ про себя; я потомокъ Ингольфа Истребителя и во мн воплотился его духъ. Я убивалъ и поджигалъ боле, чмъ вы въ свою жизнь произнесли несправедливыхъ приговоровъ. У меня есть тайна съ канцлеромъ Алефельдомъ… Я съ удовольствіемъ выпилъ бы всю кровь, текущую въ вашихъ жилахъ. Во мн врождена ненависть къ людямъ, мое призваніе всячески вредить имъ. Полковникъ Мункгольмскихъ стрлковъ, это я извстилъ тебя о проход рудокоповъ черезъ ущелье Чернаго Столба, увренный, что ты перебьешь тамъ массу народа; это я истребилъ цлый баталіонъ твоего полка, кидая въ него обломки скалъ. Я мстилъ за моего сына… Теперь, судьи, сынъ мой умеръ и я пришелъ сюда искать смерти. Духъ Ингольфа тяготитъ меня, такъ какъ я одинъ ношу его и, не имя наслдника, мн некому передать его. Мн надола жизнь, потому что она не можетъ служить примромъ и урокомъ потомку. Довольно насытился я кровью; больше не хочу… А теперь я вашъ, вы можете пить мою кровь.

Онъ замолчалъ и вс глухо повторяли каждое изъ его страшныхъ словъ.

Епископъ сказалъ ему:

— Сынъ мой, съ какимъ намреніемъ совершилъ ты столько преступленій?

Разбойникъ захохоталъ.

— Клянусь честью, почтенный епископъ, не съ тмъ, чтобы разбогатть, какъ твой собратъ епископъ Борглумскій [24]. Не знаю, но что то тянуло меня къ преступленію.

— Богъ не всегда присутствуетъ въ служителяхъ своихъ, — отвтилъ смиренно благочестивый старецъ: — Ты хочешь оскорбить меня, я же хочу тебя защитить.

— Напрасно тратить время. Это скажетъ теб твой другой собратъ, Скальготскій епископъ въ Исландіи. Странное дло, клянусь Ингольфомъ, два епископа заботились обо мн, одинъ при моемъ рожденіи, другой при казни… Епископъ, ты выжилъ изъ ума.

Огорченный до глубины души епископъ опустился въ кресло.

— Ну, судьи, — продолжалъ Ганъ Исландецъ: — чего же вы ждете? Если бы я былъ на вашемъ мст, а вы на моемъ, я не заставилъ бы васъ такъ долго ждать смертнаго приговора.

Судъ вышелъ изъ залы и посл короткаго совщанія, предсдатель прочелъ громко приговоръ, присуждавшій Гана Исландца къ повшенію.

— Вотъ такъ то лучше, — сказалъ разбойникъ: — канцлеръ Алефельдъ, а знаю, что за тобой водится не мало гршковъ, которые заслуживаютъ не меньшей кары. Но живи себ на здоровье, такъ какъ ты вредишь людямъ. Ну, теперь я увренъ, что не попаду въ Нистгимъ [25].

Секретарь приказалъ страж заключить Гана въ башню Шлезвигскаго Льва, пока приготовятъ для него тюрьму въ казармахъ Мункгольмскихъ стрлковъ.

— Въ казармахъ Мункгольмскихъ стрлковъ! — радостно проворчало чудовище.

XLVI