Ганина падь

– Знаешь, когда я твою биографию читала, то хотелось плеваться: убийца, мучитель, алкоголик с манией величия и дальше по списку, – медленно проговорила Ольга. – В действительности ты совсем не такой. В смысле тоже зараза редкостная, но не злодей. Что и кому ты тогда доказать пытался, даже спрашивать не буду… Сейчас тебе рисоваться перед друзьями-соратниками не надо. А если опять в грехах каяться начнешь, то вспомни, что именно ты покой реки бережешь, и ребенка того в беде не бросил, меня от крикс защитил, лешему помогаешь. Тебя даже Настасья Павловна хвалила, а от нее доброго слова тяжело дождаться. И Максим Иванович всегда говорит, что нет в тебе злобы настоящей.

– Нет, – эхом откликнулся утопленник. – Все выгорело, даже пепла не осталось… Сперва отомстить хотел всем: отцу, боярам, что семью нашу оговорили, царю, что поверил в речи пустые, мучителям, что признания вытягивали. Ничего теперь нет, все вода унесла…

Вот оно что, поняла девушка. Как бы не бахвалился Федор, как бы не сверкал глазами, не насмешничал, на самом же деле он боялся. Боялся, что старые и умудренные опытом не станут воспринимать всерьез мальчишку, что им в сыновья годился или в младшие братья; боялся, что подумают, будто труслив или жалостлив. А еще Федор боялся хоть к кому-то привязаться, чтобы потом снова не быть преданным, чтобы не заклеймили те, ради кого совсем недавно готов был жизнь отдать. Оттого-то и не пускал он к себе никого, а чуть приблизишься, так оттолкнуть шуткой грубой норовил или словом злым.

– Не приходи больше на реку, – тихо попросил он.

– Приду, – в упор посмотрела на него Ольга. – И буду приходить, пока не поумнеешь.

Тот ничего не ответил, медленно шагнул в сторону заводи и пропал, будто не было его. На границе реки и неба показалась белая полоска зарождающегося дня.

Лето закончилось, а вместе с ним как-то незаметно исчезли луговые цветы, жемчужная роса в высоких травах да русалочьи хороводы. Ветер пригнал с севера лохматые тучи и долгие монотонные ливни, окончательно размывшие грунтовую дорогу. Пожелтели роскошные кроны берез, оделись в багрянец клены и осины, а среди корней дружными семьями выглянули любопытные грибы с бархатистыми шляпками.

Ольга все так же ездила в Ганину Падь каждые выходные, училась знахарскому искусству у Настасьи Павловны, собирала травы и коренья, помогала окрестной нежити и занемогшим людям. Сестра после того случая начала ее бояться, даже когда девушка в гости собиралась, отговорила ее.

– У меня семья, дети, – бубнила она в трубку. – Вдруг разозлишься и нас проклянешь? Не езди к нам больше…

Плюнув на все, Ольга полностью сосредоточилась на работе, стараясь не замечать настороженных взглядов, что бросали на нее коллеги. Единственной отрадой стали выезды в деревню, где давно уже была своей. Все чаще посещала мысль, что нужно собрать вещи и перебраться сюда на вечное поселение. Пусть в деревенском доме работы намного больше, думала Ольга, убирая опавшие листья, но именно там приходило ощущение покоя и какой-то правильности происходящего. Однако как только все дела были сделаны, девушка брала книгу и шла к реке под сень ивовых ветвей, склонившихся над водой, словно живой шатер. Глядя, как темные воды уносят кружащиеся листья, она устраивалась на вросшем в землю бревне и читала, пока не начинали коченеть переворачивающие страницы пальцы. Бред все это, твердила себе девушка, в очередной раз оглядывая спокойную гладь реки, но все равно продолжала приходить. Федор за все время ни разу не появился…

– Да живой он, – успокаивал Ольгу леший. – Мается все. Ты уж прости его, непутевого, не понимает, что делает. Думает, будто наскучит тебе тут мерзнуть, уйдешь и забудешь про него.

– Не дождется, – сердито засопела та, отогреваясь у теплого печного бока.

Настасья Павловна только головой качала, но разубедить девушку уже не пыталась.

Первый снег припорхнул в начале ноября, рассыпался по улицам манной крупой и растаял после полудня. С деревьев осыпались листья, оставив их зябко потирать голые ветки. В воздухе пахло сыростью и скорыми заморозками, а ледок на лужах становился все прочнее с каждым днем. Солнце теперь показывалось редко и было таким усталым, что бледные лучи его уже не приносили тепла. Выпросив себе неделю отпуска, Ольга собрала сумку с нехитрыми пожитками, купила Лизаветте новую пряжу, чтоб путать было веселее, прихватила томик со стихами и отправилась на вокзал.

За окнами мелькали деревья, сбросившие праздничное убранство, жухлая трава и серые бустылы, посеребренные изморозью. Где-то там, за непролазными буреломами, в дупле векового дуба спал леший. Шустрые лесавки тоже притихли до весны под листьями, оттого сейчас в лесу тихо и морозно, только изредка поскрипывают ветки на ветру, готовясь принять снеговые наряды. Задумавшаяся девушка опомнилась только когда увидела табличку «Зельцево», перечеркнутую красной полосой. Ну вот, проехала свой поворот, теперь придется почти километр топать по затвердевшей от холода грязи.

– А куда такая красивая девушка идет?