И впервые Бак понял, что это не учебная тревога и что, по всей вероятности, предстоят роковые решения. У него пересохло в горле, и тогда, повинуясь привычке, которую он специально воспитал в себе, чтобы снимать напряжение в трудные минуты, его лицо расплылось в широченной улыбке, мастерски имитирующей неподдельное веселое любопытство к происходящему. И он заметил, как поверх телефонной трубки на него с интересом посмотрел президент.
Глава 4
ГОЛУБЫЕ НЕБЕСА, МРАЧНЫЕ ПОДВАЛЫ
Через пять секунд после того, как он закончил говорить с президентом и повесил трубку, генерал Боугэн вместе с полковником Касцио подходит к двери, расположенной, в пятнадцати ярдах от его стола. Оба офицера сознавали, что не должны встревожить Рэскоба и Кнэпа. Шли быстро, но не суетясь. Все было давным-давно отработано — дело привычное. И хотя тревога впервые в жизни была объявлена взаправду, их движения оставались такими же размеренными, как всегда на учениях.
Табличка на двери гласила: «Боевое командование». Полковник Касцио отворил дверь, и офицеры вошли в комнату, где дежурный сержант хоть и вытянулся при их появлении в струнку, но по-прежнему не сводил глаз с бесчисленных циферблатов, лампочек и приборов, среди которых приковывала внимание длинная узкая консоль с множеством переключателей, В комнате стоял шумок — легкий, не лишенный приятности гул, напоминавший гудение пчелиного улья, слышный издалека в погожий день. На столе у консоли стоял один-единственный аппарат.
— «Красная» тревога всем командным пунктам, сержант, — отдал приказ генерал Боугэн.
— Есть «красная» тревога всем командным пунктам, — повторил приказ сержант.
Отработанным до автоматизма движением сержант прошелся рукой по всему ряду переключателей, и под каждым мгновенно зажглась красная лампочка. Одновременно погасли точно такие же, только зеленые, огоньки, светившиеся поверх переключателей.
— Подтверждение? — спросил полковник Касцио, глядя на сержанта.
Вопрос полковника придал генералу Боугэну уверенности. Его помощник знал до мелочей, назубок весь установленный порядок действий, все наставления и инструкции для каждого подразделения центра управления, и это радовало генерала.
Отчасти, подумал он, потому, что выучка полковника Касцио подтверждала его собственное умение разбираться в людях, отчасти потому, что такая целенаправленная, сугубо профессиональная сноровка обнадеживала, внушала уверенность.
Повернувшись кругом, сержант окинул взглядом другой прибор, выполнявший двойную функцию: проверял, действует ли центральная консоль, а также давал подтверждение, что каждый из разбросанных по всему миру командных пунктов стратегической авиации получил сигнал «красной» тревоги и связь действует. То есть дублирующее устройство, предназначенное гарантировать систему от возможных неполадок.
— Все командные пункты оповещены, связь боевого управления функционирует нормально, — доложил сержант.
Генерал Боугэн поднял трубку установленного на столе телефона. Теперь сеть передатчиков, действующих минимум на трех частотах, донесет его голос до каждого командного пункта стратегической авиации.
— Говорит генерал Боугэн, центральный пункт управления, Омаха, — произнес он, — объявляю «красную» тревогу, приказа открывать боевые действия не отдаю. Прошу подтвердить, как меня поняли.
Так была задумана «красная» система: ступень между объявлением боевой тревоги и началом боевых действий, на которой приводилась в полную боевую готовность гигантская машина. Ряд ее элементов, безусловно, непосредственно приступал к выполнению своих функций, но основная масса приводилась в состояние повышенной готовности. Специалисты, проводящие исследования по заданию командования стратегической авиации, давно установили, что «цветовые» тревоги дезориентировали личный состав. Ветеранам второй мировой войны чудился в слове «красная» зловещий оттенок. У других оно ассоциировалось с привычным сигналом «стоп» на перекрестке. Все винтики огромной машины воспринимали тревогу просто как нарастание напряженности, неимоверные приготовления, изощренный ритуал предварительных действий. С момента, когда щелкали тумблеры переключателей и произносились слова приказа, начиналось действо, в котором так смешивались изящество и сила, солисты и хор, что оно походило на игру оркестра.
Выслушивая доклады дежурных офицеров, подтверждающих получение приказов, отданных машинами и подтвержденных им устно, генерал Боугэн вспомнил слова полковника Касцио о «красной» тревоге, сказанные им несколько месяцев назад:
— Словно выходишь на старт стометровки, — говорил тогда полковник. — Разве что слышишь: «на старт», затем — «внимание», а затем ждешь, напрягаясь аж до пота… А стартовый пистолет так и не стреляет, и команды «марш» так и не дают.