— Убирайтесь! — прошипел де Брильи.
Бергер тяжело повел головой, пытаясь поймать взгляд Белова, потом вдруг крикнул: «Навались!», метнулся к французу, обхватил его колени и рывком дернул к себе. Прием этот был совершенно неожиданным для де Брильи, но, падая, он успел что есть силы ударить Бергера под живот.
— Ну что же ты, курсант! — Бергер дергался от боли, удерживая Брильи.
Миг, и Саша придавил тело француза к полу.
— Скажите, где Ягужинская, и я помогу вам, — проговорил Саша на ухо французу, который тщетно пытался освободиться от тисков.
— Руки ему надо связать, руки… — сипел Бергер.
— Анастасия… Где Анастасия? — твердил Белое. Де Брильи молча извивался.
Перед Сашиными глазами мелькнула золоченая туфелька.
— О! — вскрикнул он и выпустил француза.
Мимо его лица пролетела брошенная Анастасией шпага.
Де Брильи поймал ее с удивительной легкостью и кинулся к Бергеру. Тот успел обнажить шпагу. Разгорелся поединок. Противники носились по комнатам, со звоном разбивалась посуда, закатив от ужаса глаза, в дверях маячил сторож.
Белов неподвижно стоял перед Анастасией. Похоже, ее забавляло происходящее.
Де Брильи в пылу битвы потерял туфли, но шпагой владел отменно. Он сделал неожиданный выпад и пропорол левое плечо Бергера. Тот рухнул на пол. Француз остановился, тяжело дыша.
— Теперь этого, — сказала Анастасия и обхватила Сашу сзади, связав его своим телом.
— Вы опять не узнали меня, Анастасия Павловна, — прошептал Саша. — Я приехал сюда в надежде помочь вам.
Его тон сказал Анастасии больше, чем слова. Она отпустила юношу, пытливо глядя ему в лицо.
— Да, я тебя видела…
— Я был представлен вам в доме госпожи Рейгель.
— Веры Дмитриевны? А… вспомнила. Ты курсант навигацкой школы, — расхохоталась звонко. — А нынче урожай на курсантов. Сережа, ты, случайно, не курсант навигацкой школы?
— Тебя иногда совершенно нельзя понять, звезда моя, — с раздражением сказал де Брильи, ловя ногой туфлю.
— Моя жизнь принадлежит вам! — пылко воскликнул Саша.
— Щедро… А что мне с ней делать? Скажи лучше, этот… Бергер привез паспорт для шевалье?
— Да, паспорт в его камзоле во внутреннем кармане.
— Сережа, пойди, поищи в тряпках этого…
Саша сидел на полу и завороженно смотрел на Анастасию. Вокруг — перевернутые кресла, пол усеян битой посудой.
— Странно, — сказала Анастасия. — Я не помню твоего лица, но хорошо помню фигуру, и эту манеру… голова набок… Где?
— Под вашими окнами… Потом возле кареты, увозившей вас.
— Так это был ты? — лицо Анастасии приняло ласковое выражение, словно друга увидела. — А я все думала, кто провожал меня в дальнюю дорогу? — она встала. — Что о моей матери знаешь?
— На дыбе висела.
— Ой, как люто! — задохнулась Анастасия, опустилась рядом с Сашей на пол и заплакала, уткнувшись в его плечо. Саша замер.
— Государыня дала обет не казнить смертию, — прошептал Саша.
— Значит, кнут. В умелых руках до костей рассекает, я знаю. Мама!.. — всхлипнула она по-детски.
— Я люблю вас.
— Вот и хорошо, — согласилась Анастасия. — Люби меня, Саша-голубчик, — слезы текли по ее лицу. — Хорошо, что дома обо мне кто-то будет тосковать. Меня в Париж везут, как холопку, невенчанной. Француз говорит, что я холодная, студеная. Не хочу с ним под венец идти.
Она взяла Сашу за руки, пытливо посмотрела ему в глаза.
— Исполни, Саша, мою последнюю просьбу, — она склонила голову и осторожно сняла с шеи крупный, усыпанный алмазами крест. — Передай это моей матери, — она помолчала, в свете камина крест ярко вспыхнул. — Есть такой старый славянский обычай… Крест этот маменька палачу отдаст. Палач станет ее крестным братом и… пощадит свою сестру.
— Я передам, — Саша надел крест на шею.
— Казнь будет всенародной. Ты пойди туда, донеси до нее мои молитвы.
— Все сделаю, как говоришь.
Размахивая паспортом, в комнату ворвался радостный де Брильи.
— Звезда моя, через неделю мы будем в Париже! — крикнул он и тут же замер в изумлении. — Сударыня… почему вы обнимаетесь? Немедленно встаньте!
Анастасия повернула к французу распухшее от слез лицо.
— Этот мальчик — последний русский, с которым я говорю. Он меня жалеет.
Она прижалась к Саше, но де Брильи схватил ее за руку, рывком вырвал из Сашиных объятий.
— Мне надоел этот «последний русский» — и «предпоследний» тоже! Мы уезжаем на рассвете, — и он увел Анастасию из комнаты…
Саша вошел в комнату к Бергеру. Курляндец лежал на кровати под балдахином и стонал. Рука и шея его были плотно перебинтованы.
— Какие будут распоряжения, сударь? — спросил Саша, нагнувшись.
Бергер открыл глаза.
— Скачи в Петербург.
— Что сказать их сиятельству?
— Ты свое дело сделал — опознал француза. И я бы свое сделал, кабы не его предательское нападение. Скажи, что лежу, истекая кровью. А лишнее сболтнешь — Сибирь станет твоей второй родиной и могилой.
— Премного благодарен, — усмехнулся Саша и ушел, хлопнув дверью…
Луна взошла и осветила вековые ели, сухую лужайку и Микешин скит на ней: ворота с фасонными накладками, над воротами лик Богоматери. От церкви вверх легкое, как дым, уходило пение молитвы.