– Не в пушках дело, и даже не в янычарах. Дело в самом Селиме. Как будет мой брат мертв, так и победа в битве за нами. Проще некуда. – Баязид указал на карту у себя в ногах. – Мы выдвинем всю армию вот сюда, на равнину, – и будем ждать. У Соколлу приказ не подпускать нас к Селиму, не вступая с нами в открытый бой. Стало быть, он развернет свою артиллерию оборонительным строем. Мы на его позиции устроим кавалерийскую атаку, коей он от нас только и ждет, и тем самым его и займем.
– А тем временем вот отсюда, из-за гряды холмов к западу, – продолжил Баязид, указывая на карту, – вылетит оставленная нами в засаде конница. Отряд этот будет достаточно мал, чтобы проскользнуть над степью незамеченной одинокой стрелой, но достаточно сильным, чтобы эта стрела пронзила горло шехзаде Перловке. А как только он захлебнется своею кровью и сдохнет, мы свою атаку прекратим. Дело наше будет сделано.
Девушек там было три, если не четыре дюжины, – и все обнаженные. Отборные красавицы со всей империи не старше двадцати лет, а некоторые так и вовсе двенадцатилетние. Уполномоченные Селима закупали ему наложниц на той же базарной площади под Обгоревшей колонной, где в свое время была куплена для отцовского гарема его мать.
Селим ввалился в зал, шатаясь от винных возлияний.
Все они ползали там на четвереньках по толстым коврам, покачивая грудями, – живое стадо цвета кофе, алебастра и оливок. Аббас щелкал в воздухе у них над головами коротким хлыстом, как погонщик скота, заставляя этих телок пошевеливаться.
Взревев быком, Селим принялся срывать с себя одежду.
Аббас отступил назад, открывая хозяину дорогу в самую гущу. Селим настиг одну и попытался ее сзади покрыть. Аббас видел, как лицо его избранницы исказила гримаса боли.
Селим снова взревел. Наконец ему удалось в нее войти, и он принялся неистово двигать бедрами. Затем отшвырнул ее и пополз за следующей, чуть не волочась по полу непомерно отвисшим животом. Пойманная им за бедра пышноволосая армянка принялась отчаянно выкручиваться. «Не надо, дурочка, – подумал Аббас. – Он же тебя велит казнить за оказанное сопротивление». Но Селим был слишком пьян, чтобы обращать внимание на подобное. Он влез на нее и стиснул ей сзади груди ладонями с такой силой, что девушка закричала от боли. Селиму это понравилось, раздался новый бычий рев, и с последним качком бедер он выпустил ее из своей хватки.
Шехзаде хлопнул в ладоши, и к нему, лавируя между девушками, подбежал паж с кубком вина. Селим осушил его залпом и вернулся к плотским утехам.
Следующую девушку он схватил за косы, как лошадь за поводья.
– Вот, проклятый Баязид! Смотри, я покрою целый табун женщин, и сыновей моих будет кишеть у трона как муравьев на падали!
Отпустив эту девушку, Селим сделал было попытку потянуться за следующей, но тут от вина его совсем развезло, и он рухнул лицом вниз. Пока он пытался снова подняться на колени, рабыни расползлись к стенам подальше от него. Однако Аббас щелчками хлыста над головами выгнал их обратно к середине зала.
Селим хрюкнул и ползком погнался за ближайшей. Поймать ее за ногу ему еще удалось, но она с легкостью вывернулась, а он, потеряв равновесие, опрокинулся на спину, выкатив вверх тяжело вздымающееся брюхо. «Да и эрекция у него успела раствориться в винных парах», – отметил Аббас.
Селим предпринял последнюю попытку встать, но голова его тут же бессильно откинулась обратно на ковры. Он засмеялся, прокричал напоследок еще раз: «Будь ты проклят, Баязид!» – и через считаные мгновения захрапел.
Аббас хлопком в ладоши подал девушкам сигнал к отходу, и они тут же выбежали прочь из зала. Четыре пажа подняли спящего Селима с пола и перенесли в его спальню. Наследный принц Османов, старший сын Великолепного и главный претендент на престол величайшей империи мира перевернулся во сне и исторг на шелковые простыни обильный поток рвоты.
Глава 103
Дервиши перед этим постились и молились целый месяц. Теперь они – пьяные от опиума и с призрачно-белыми от талька лицами – стягивались во двор. Музыканты уселись кружком на голом камне. Заиграли флейты, и нежные звуки полились ввысь и к серебряному месяцу, показавшемуся из-за свода купола гробницы пророка. Факелы отбрасывали длинные тени на стены монастыря.
К флейтам присоединились барабаны, нагнетая темп и подгоняя танцоров, пока они не завертелись волчками с длинными подолами веером вокруг ног. Затем дервиши затянули молитвы за своих великих предков. Танцоры склонили головы вправо до самых плеч, и их тяжелые одеяния начали издавать стонущий свист подобно горному ветру.
Баязид чувствовал, как его сердце заходится все быстрее в такт музыке; но они продолжали кружиться все более стремительно, и вскоре даже лица танцоров размылись. Но ни один из них не запнулся и не покачнулся, никто не выпал из строя.
Музыка оборвалась внезапно, на полутакте. Танцоры без сил рухнули на камни, в трансе закатывая головы и пуская пену ртами.