Гарем. Реальная жизнь Хюррем

Через пару недель они продали его на невольничьем рынке в Алжире.

Все последующие годы ему оставалось только наблюдать за тем, как меняется его тело – обмякают и тают мышцы, нарастает и оплывает жир… Аббас завидовал евнухам, которые не успели познать до оскопления, что значит быть мужчиной. Он ведь был одним из немногих, кто выжил после подобной операции в столь зрелом возрасте. С тех пор его единственной усладой была еда.

Но каждый день теперь уже евнух неустанно призывал проклятия на голову человека по имени Антонио Гонзага.

И вот теперь он смотрел, как человек по имени Антонио Гонзага, пригнув голову, устремляется к «Барбароссе», сигналящей ему покачивающимся кормовым фонарем. Темный силуэт галиота четко проступал на фоне зарева печей арсенала в Топхане. Аббас кинул взгляд за спину вверх по склону. Две смутные тени проскользнули под свод двери. Ну так и он не такой глупец, чтобы поверить, будто Гонзага действительно осмелится явиться на встречу в одиночку. Он же тоже не дурак. Впрочем, это теперь уже и не важно. Верные люди всяко возьмут охранников Гонзаги на себя.

Аббас выступил из дверного проема и последовал за сенатором.

Стоя на коленях в своей личной часовенке, Джулия обратила взор на деревянное распятие над алтарем.

– Господи милостивый, помоги. Боязно мне за душу мою. – Более не испытывая сомнений в том, что зло – в ней, в самой ее душе, она знала, что нечто страшное вот-вот случится с ее собственным отцом, – и, однако же, ничего не делала для того, чтобы это предотвратить. Какого рода женщина вообще способна на подобное?

– Помоги же мне, – повторила она… Пустые слова. Не нужно ей отныне ни наставления, ни прощения. Вместо этого ее чувства вдруг захлестнула волна бьющего через край холодного гнева.

И что это за бог, раз допускает, чтобы такой мальчик, как Аббас, страдал, а такой человек, как ее отец, процветал?!

Это – бог ее отца. Никак не ее!

Она поднялась с колен. Поищет она лучше себе иного утешения.

Глава 78

Гонзага почуял, что за ним кто-то крадется. Резко обернувшись, он вглядывался в темноту.

– Кто здесь?

Молчание.

Мужчина был уверен, что там кто-то есть. Если бы это был человек от Драгута, он бы наверняка показался. Решив, что это кто-то из его собственных людей, притаившихся у пристани, Гонзага повернулся и поспешил к трапу «Барбароссы».

На палубе галиота было безлюдно. Ни ночного часового среди длинных теней в тусклом свете фонарей на передней и главной мачтах, ни звука из трюма.

Вдруг он услышал шум сзади, со стороны дока, и резко развернулся. Из тьмы проступили четыре тени, отрезавшие ему путь назад. Он выхватил шпагу.

Но стоп, погоди… Вдруг это как раз люди Драгута?

– Кто из вас Драгут? – спросил он.

– Драгута здесь нет, – ответил ему чей-то фальцет на чистейшем венетском.

– А где же он в таком случае? Я требую встречи с ним.

– Драгут пьянствует в Ускюдаре вместе с командой. А теперь брось шпагу, не вынуждай нас применять силу.

Гонзага услышал скрежет стали оголяемых клинков.

– Вы кто?

– Шпагу брось, сказано тебе. Ты все равно ею орудовать не умеешь. А мы тут все мастера фехтования, смею тебя заверить. – Гонзага всхлипнул от страха и послушался. Клинок клацнул о камни у его ног. Он кликнул свою охрану и, когда ответа не последовало, бросил масляную лампу и пустился наутек. И тут же путь к бегству ему перекрыли еще две выступившие из тьмы тени, так что он и пяти шагов не пробежал, как его скрутили и повалили на палубу.

– Вяжите его, – приказал фальцет.

Сенатору заломили руки за спину и связали их грубой пенькой. Он все взывал о помощи, и рот ему заткнули вонючей тряпкой. Один из напавших с размаху пнул его по ребрам, а затем перекатил на спину.

Фальцет поднял брошенную масляную лампу, подошел и склонился над ним. Гонзага увидел над собою жирного одноглазого мавра с уродливым старым шрамом через пол-лица. В неверном свете лампы он выглядел истинным дьяволом из преисподней.

– Антонио Гонзага, – заговорил фальцет, – ты меня помнишь?

«Помнить? Его? – Мысли так и завертелись, путаясь. – О чем он вообще говорит?»

Он в паническом смятении покосился на это исчадие тьмы. Ну да, мавр, и отнюдь не из портового отребья в отличие от остальных. Одет в отороченный соболем кафтан, шитый жемчугом и серебром, обут в мягкие сапоги из желтой кожи. Крупная круглая жемчужина в ухе. Мавр склонился над ним и выдернул кляп из мокрой ветоши изо рта Гонзаги.

– Ты меня и вправду не помнишь, или все-таки что-то припоминаешь?

– Конечно, не помню. Мы же раньше никогда не встречались.

– Нет, мы с тобою не встречались. Но я знал твою дочь.

– Моя дочь давно мертва. Погибла от рук пиратов.

– Вероятно.

– Кто ты? Corpo di Dio, у меня есть деньги. Хочешь денег? Проси, чего хочешь.

– Чего я хочу? Хочу, чтобы ты припомнил, только и всего. Хочу, чтобы ты подумал о своей дочери, прекраснейшей женщине из всех, что я видел и когда-либо увижу. Хочу, чтобы ты отправился мыслями на двенадцать лет назад и припомнил сына капитан-генерала армии Венецианской республики.

Гонзага вспомнил и обмочился. Человек с лампой покачал головой.