Гарики на все времена (Том 1)

300

Что мне не выйти из беды,

я точно высчитал и взвесил;
вкусивши ясности плоды,
теперь я снова тверд и весел.

301

Надежны тюремные стены.

Все прочно, весомо, реально.
Идея разумной системы
в тюрьме воплотилась буквально.

302

Когда все, что имели, растратили

и дошли до потери лица,
начинают любить надзирателей,
наступает начало конца.

303

На папертях оставшихся церквей

стоят, как на последних рубежах,
герои легендарных давних дней,
забытые в победных дележах.

304

Удачей, фартом и успехом

не обольщайся спозаранку,
дождись, покуда поздним эхом
тебе не явит их изнанку.
Я опыт собственный на этом
имею, бедственный еврей,
о чем пишу тебе с приветом
из очень дальних лагерей.

305

Убийцы, воры и бандиты —

я их узнал не понаслышке —
в тюрьме тихони, эрудиты
и любопытные мальчишки.

306

Со всем, что знал я о стране,

в тюрьме совпала даже малость;
все, что писал я о тюрьме,
банальной былью оказалось.

307

Дерзостна, лукава, своевольна —

даже если явна и проста —
истина настолько многослойна,
что скорей капуста, чем кристалл.

308

Кто с войной в Россию хаживал,

тем пришлось в России туго,
а мы сломим силу вражию
и опять едим друг друга.

309

Когда народом завладели

идеи благостных романтиков,
то даже лютые злодеи
добрее искренних фанатиков.

310

За стенкой человека избивают,

а он кричит о боли и свободе,
но силы его явно убывают,
и наши сигареты на исходе.

311

Ветрами осени исколота,

летит листва на нашу зону,
как будто льются кровь и золото
с деревьев, сдавшихся сезону.
А в зоне все без перемен,
вращенье суток нерушимо,
и лишь томит осенний тлен,
припев к течению режима.

312

Достаточен любой случайный стих,

чтоб запросто постичь меня до дна:
в поверхностных писаниях моих
глубокая безнравственность видна.

313

Прогресс весьма похож на созидание,

где трудишься с настойчивостью рьяной,
мечтаешь — и выстраиваешь здание
с решетками, замками и охраной.

314

Вслушиваясь в музыку событий,

думая о жизни предстоящей,
чувствую дрожанье тонкой нити,
еле-еле нас еще держащей.

315

Только у тюрьмы в жестокой пасти

понял я азы простой науки:
злоба в человеке — дочь несчастья,
сытой слепоты и темной скуки.

316

Тем интересней здесь, чем хуже.

Прости разлуку мне, жена,
в моей тюрьме, как небо в луже,
моя страна отражена.

317

Страшно, когда слушаешь, как воры

душу раскрывают сгоряча:
этот — хоть немедля в прокуроры,
а в соседе — зрелость палача.

318

Когда мы все поймем научно

и все разумно объясним,
то в мире станет жутко скучно,
и мы легко простимся с ним.

319

Живу, ничуть себя не пряча,

но только сумрачно и молча,
а волки лают по-собачьи
и суки скалятся по-волчьи.