Гарпия

Мне казалось, что я помню похожее время в своем детстве, когда почти все дни были похожи один на другой. Но даже тогда что-то все-таки происходило. Однажды, когда я училась в начальной школе, отец одной из моих подружек покончил с собой – выстрелил себе в голову. Сделал он это, сидя в своем кабинете. Почему-то я знала, что именно в кабинете – наверное, мне сказала об этом мать. В школе тихонько, сочувственно шептались: «Бедняжка Вики». Ощущалась трагедия. Дома проскакивали вспышки гнева. «Эгоистичный ублюдок», – произнес кто-то из моих родителей. Я помню плитки на полу в кухне и эту фразу, в которой слова срослись воедино, и желтая дуга цветов на плитках вдруг стала эгоистичной, а квадратики – ублюдками.

Из-за двери туалета я услышала, как сменилась музыка: кто-то поставил альбом с рождественскими песнями. Мэри громко спросила, не стоит ли подогреть глинтвейн. Она окликнула меня, но сразу же замолчала в ответ на приглушенные голоса других женщин. Я вошла в туалет с вином. Оно успело порядочно остыть, и я выпила его залпом из бумажного стаканчика. Я помочилась, хотя и не очень хотела, – просто ради того, чтобы что-то сделать, чтобы ощутить облегчение всем телом. Встала, посмотрелась в зеркало. Поняла, что если умоюсь, то смою тональную пудру, да и тушь потечет. Я подержала руки под холодной водой и прижала к коже под глазами. Прохлада приятно успокаивала.

Я осознала, что веду себя так, будто собралась плакать. И я сама, и дамочки – все думали, что я иду сюда именно за этим. А мне куда больше хотелось раздеться догола, встать под душ и стоять под ним несколько часов, а потом завернуться в полотенце, и чтобы кожа у меня стала мягкой и чуть морщинистой, как мокрая бумага. И к тому времени все гости бы давно разошлись.

Глава 23

Когда я вышла из ванной – может быть, полчаса спустя, – впечатление у меня создалось такое, что это совсем другая вечеринка. Все гости, которые остались (я обратила внимание, что среди них нет ни Мэри, ни Антонио), были пьяны. Кто-то выключил рождественские песни и включил подборку музыки девяностых. В доме воцарилась атмосфера ностальгии, нахлынула волна горько-сладких невыразимых эмоций.

В саду несколько групп гостей курили и на повышенных тонах разговаривали по телефону со своими детишками. Видимо, забыли, что пора возвращаться домой и отпустить нянечек, и не хотели думать о том, что посреди ночи их пятилетние отпрыски заберутся к ним в кровать с горячими от слез щеками. Наверное, считали, что их жизнь все еще полна свободы, что они не ограничены во времени и не имеют никаких обязанностей.

Джейка среди них не было. Я снова и снова внимательно приглядывалась к компаниям, хотя отсутствие мужа было очевидным. Разговаривать я ни с кем не стала, все гости были слишком сильно пьяны. Я прошла в дальний конец сада и, садясь на покосившуюся скамью, услышала, как доски скрипнули подо мной. Я сняла туфли, прижала ступни к траве и через колготки ощутила росу. Передо мной простиралось совершенно черное поле и небо, усеянное звездами.

Дом был освещен только наполовину. Наверху темнели закрытые окна. Из вентиляционного отверстия в стене около кухни валил пар – устало, изможденно, будто бы дом ждал, когда же все наконец уйдут.

Неподалеку от меня послышались негромкие звуки. Сначала я подумала, что это мыши скребутся, но потом стало ясно, что это совсем другое. Стоны, невнятные слова. Постоянное ритмичное шуршание. Я подошла к задней стенке сарая, уверенная в том, что именно увижу через три секунды. Каким-то образом мужчина ухитрился протащить Мэри к нам в дом, в наш сад, и теперь предавался с ней страсти в нескольких метрах от того места, где спали наши дети. Меня переполняли кипящая ярость, невероятный прилив сил. Я сжала кулаки и постаралась встать как можно более ровно. Сознание заработало быстрее, чем обычно, без тормозов перескакивая с мысли на мысль. Бешеная скорость и готовность к броску.

Но цвета одежды позади сарая, как оказалось, не имеют к моей семье никакого отношения. Шелковое платье Мэри было задрано до пояса и колыхалось отрывистыми волнами, а ее супруг пытался и ее удержать, и не прервать секс. Это гораздо больше походило на непростое занятие чем-то вроде «сделай сам», чем на любовные утехи, и все же парочка продолжала свое дело. Голова Мэри лежала на плече у мужа, она издавала негромкие, приличествующие занятию звуки.

Я побрела прочь, прикрыв рот ладонью. Нет, когда некому было про это рассказать, ничего особо смешного не было, и все же поделиться ужасно хотелось, совсем как маленькой девочке, чтобы с кем-то над этим похихикать. Подойдя ближе к дому, я заметила, что от группы курящих отделился темный силуэт и направился мне навстречу.

– Что такого смешного?

Это был Антонио. Он сунул руки в карманы джинсов, рукава его рубашки были закатаны до локтя. Внутри у меня что-то невольно натянулось, как струна. Я опустила взгляд, будто это могло помочь мне скрыть веселье.

– Ничего. Но к сараю лучше не подходить.