Гарпун дьявола

Все главные потрясения в моей жизни так или иначе связаны с Адамом, и самым сильным я бы назвал момент, когда нам сообщили о взрыве Телевага. Родная деревня Адама была сожжена дотла, местных мужчин отправили в концлагеря, а женщины подверглись пыткам и насилию. Так эсэсовцы мстили группе Сопротивления, забаррикадировавшейся в Телеваге, за то, что те пристрелили начальника бергенского гестапо.

Это произошло тридцатого апреля, в день рождения Адама. Ему исполнялось двенадцать, но печалило нас больше всего не это. Вместе с уничтожением дома, в котором родился Адам, угасли последние надежды на поиски малейших нитей, которые привели бы нас к родителям Адама (или хотя бы к их последним пристанищам). Эту связь между исчезновением деревни и следами Эйрика и Роуз Бекстор мы ощущали на подсознании.

Когда огни домов вдоль берега размыло вконец, судно с несколькими пассажирами всё же причалило, и по трапу сошёл Адам, неся в руках большой деревянный ящик.

– В ящике то, что ты искал? – спросил я, накрывая его зонтиком.

– Как ты узнал?

– Вычислил дедуктивным методом.

Мы паясничали, пока не сели в машину. Я увидел, что мой друг был весьма доволен. С его лохм капала вода, отражавшая свет фонарей причала, чёлка закрывала глаза, а на лице искрилась победоносная улыбка.

Когда мы тронулись, я рассказал о Дугласе, и улыбка Адама сменилась озадаченностью.

– Ты знал, что так случится? – спросил я.

– Не говори ерунды. Откуда я мог знать?

Этот вопрос я оставил без ответа. Не признаваться же спесивцу, что я подозреваю в нём провидческие способности, иначе не понять, каким образом Адам докапывается до истины.

– Ты веришь тому, что сказал Стэнли?

Адам достал из кармана очки и протёр их полотенцем, взятым из бардачка. Надев очки, сказал:

– И да и нет. Стэнли мог напугать Дугласа, сказать что-то ему, но рассказать об этом полиции или тебе, к примеру, у него кишка тонка.

– Не понимаю.

– Если Стэнли увидел Дугласа с гарпуном, он мог ему сказать по дури, что тот замочил его отца. Тогда бы Дуглас испугался, занервничал и застрелился.

Я покачал головой и сказал:

– А я не верю, что Дуглас сам застрелился. Уверен, Стэнли врёт.

Адам промолчал.

Я свистнул, демонстративно водя рукой перед носом.

– Между прочим, от тебя несёт дерьмом. Что у тебя в ящике? Навозная куча?

– Да, – сказал Адам на полном серьёзе.

– В таком случае ты зря потратил на это целый день! – засмеялся я. – У нас этого добра хватает!

– Да, но это же – в подарок.

– Заморское дерьмо! Подумать только. И кому же достанется?

– Тому, кого хочу верным способом расположить к беседе.

– Кого?

Мне очень хотелось стукнуть Адама по башке за его загадки, но я не мог оторваться от руля.

Друг, видно, почувствовал мой настрой и чуть рассеял туман:

– В прошлый раз мы не очень хорошо расстались с Ровеной…

– А, так это для неё! Тогда правильно, – одобрительно кивнул я. – Как она с нами, так и мы с ней. Отплатим её же монетой.

– Уверен, наш сюрприз ей придётся по душе.

– Оставим ящик у входа, позвоним и убежим?

– Предпочитаю вручить лично.

Я изобразил губами неприличный звук.

– Тебе жить надоело? Или хочешь нарваться на родовое проклятие? Уж лучше бы ты ей это дерьмо в почтовый ящик засунул, как мы тогда – дохлую крысу Расселам. Помнишь? Вони было! И дед нам таких чертей дал!

Адам пожал плечами.

– Посмотрим, что из этого выйдет, – сказал он. – Мне в любом случае хотелось бы выразить соболезнование.

Мы загнали «Форд» в гараж и направились к дому Макэвоев. Я по-прежнему нёс над нами зонт, а мой друг не расставался со зловонным ящиком, прижав к себе, словно это был сундук с сокровищами.

Не знаю, почему я шёл вместе с ним на почти верную погибель. Но любопытство не позволяло повернуться и пойти домой. Я предпринял последнюю отчаянную попытку прояснить ситуацию и вразумить друга:

– Пока мы не наломали дров с твоим ящиком, может, ты всё-таки объяснишь, что мы сейчас несём Ровене Макэвой?

– Подумай, Макс. Ты задавался вопросом, зачем Ровена спрашивала Натана Тёрнера о новейших лекарствах.

– Это был предлог, чтобы деликатно выведать что-то про смерть Джозефа.

– А теперь подумай, зачем Ровене интересоваться смертью Джозефа, если её никогда не волновали жизни чужих людей?

Я прикидывал разные варианты ответов, ни к чему не придя в итоге.

– Потому что её интересуют не чужие жизни, а чужие смерти. Потому что она – странная, – сказал я, хотя знал, что это – пустые слова.

– Потому что ты вбил себе в голову, что её интерес должен быть связан непосредственно с Джозефом.

– Значит, её интересовал не Джозеф? Кто тогда?

– Подумай об этом с другой стороны. Зачем она спрашивала так много про новейшие препараты у Тёрнера – незнакомого ей человека, если её муж – сам врач и она может спросить его об этом в любой день?

Я непроизвольно нахмурился. Чувствуя, что сказать мне нечего, Адам кивнул.

– Ты сразу сел на мель со своей идеей, – сказал он. – Потому что она никуда не ведёт.

Конечно, думал я, Адаму всегда было проще, ведь он не копался подолгу, как я, в собственных идеях. Его догадки всегда вели к свету прямым путём, как палец бушприта указывает на огни маяка.