— Дверь, давай к двери, к двери! — кричал Малфой Гарри в ухо, и Гарри наддал ходу, вслед за Роном, Эрмионой и Гойлом, сквозь вздымающийся чёрный дым, в котором было нечем дышать. А вокруг них те последние вещи, которые не сожгло всепожирающее пламя, взлетали в воздух; заклятые огненные твари подбрасывали их, торжествуя: кубки и щиты, блестящее ожерелье, потускневшая тиара…
—
Змея кинулась на Гарри, он опять круто повернул, взвился вверх и полетел прямо туда, где — молил он — должна была быть открытая дверь; Рона, Эрмионы и Гойла не было видно; Малфой кричал и так крепко цеплялся за Гарри, что было больно. Потом Гарри увидел сквозь дым прямоугольное пятно на стене, направил на него метлу, и через мгновение чистый воздух наполнил его лёгкие, и он врезался в противоположную стену коридора.
Малфой свалился с метлы и лежал ничком, глотая воздух, кашляя и давясь. Гарри перекатился по полу и сел: дверь в Выручай-комнату исчезла, Рон и Эрмиона сидели, тяжело дыша, на полу, рядом с ещё не пришедшим в себя Гойлом.
— К-Крабб, — выдавил Малфой, как только смог заговорить. — К-Крабб…
— Мёртв, — хрипло ответил Рон.
Все замолчали, только тяжело дышали и кашляли. Потом замок потрясла серия звонких ударов, и мимо промчался целый отряд полупрозрачных всадников, все держали свои головы подмышкой, и головы выкрикивали кровожадные призывы. Когда Безголовая Охота умчалась, Гарри с усилием поднялся на ноги и огляделся. Кругом продолжался бой: он слышал крики, погромче, чем крики призраков. В нём поднялась паника.
— Где Джинни? — сказал он отрывисто. — Она была здесь. Она ж должна была вернуться в Выручай-комнату.
— Ч-чёрт, а ты думаешь, она после этого огня не испортилась? — спросил Рон, но тоже поднялся на ноги, растирая грудь и оглядываясь направо и налево. — Может, разделимся и поищем…?
— Нет, — сказала Эрмиона, тоже вставая. Малфой и Гойл остались на полу, бессильные, беспомощные, оба без палочек. — Нам надо держаться вместе. По-моему, нам надо… Гарри, что у тебя на руке?
— Что? Ах да…
Он стащил диадему с руки и поднёс к глазам. Она была ещё горячая, в чёрной саже, но, присмотревшись, он смог разобрать вырезанные на ней крошечные слова:
И из диадемы сочилось что-то тёмное и липкое, похожее на кровь. Вдруг Гарри почувствовал, как диадема сильно задрожала, а потом разломилась, прямо у него в руках, и как только это произошло, ему показалось, что он услышал слыбый-слабый, далёкий-далёкий вопль, и исходил он не из замка и не откуда-то снаружи, а от той штуки, что рассыпалась на куски у него в пальцах.
— Это же Демон-пламя! — взвизгнула Эрмиона, не сводя глаз с обломков.
— Не понял?
— Демон-пламя, заклятый огонь, это одна из тех вещей, что разрушают Разделённую Суть, но я никогда-никогда не решилась бы его применить, такой он опасный… откуда Крабб узнал про него…?
— Должно быть, Кэрроу научили, — мрачно сказал Гарри.
— Стыд и позор, что он отвлекался, когда они рассказывали, как его гасят, — сказал Рон; его волосы — как и у Эрмионы — были опалённые, лицо в саже. — Если бы он не пытался нас убить, я бы об нём жалел, честно.
— Вы что, не поняли? — прошептала Эрмиона. — Это значит, что если мы разделаемся со змеей…
Но тут она замолчала: крики, вопли, шум схватки, который ни с чем не спутаешь — наполнили коридор. Гарри посмотрел вокруг, и его сердце словно провалилось: Пожиратели Смерти проникли в Хогвартс. Он как раз увидел: в коридоре, пятясь, появились Фред и Перси, каждый сражался с кем-то в маске и капюшоне.
Гарри, Рон и Эрмиона бросились вперёд, на помощь; струи света полетели во все стороны, и человек, дравший с Перси, попятился; его капюшон соскользнул, открыв высокий лоб и волосы с пробором…
— Здорово, Министр! — заорал Перси, посылая меткое заклятие прямо в Тикнесса; тот уронил палочку и вцепился в мантию у себя на груди; ему было явно нехорошо. — Я что, забыл сказать, что уволился?
— Перс, да ты шутишь! — крикнул Фред, когда сражавшегося с ним Пожирателя Смерти смяли сразу три Ошеломляющих заклятия. Из упавшего на пол Тикнесса во все стороны лезли крошечные шипы, казалось, он превращается во что-то вроде морского ежа. Фред смотрел на Перси с ликованием.
— Да ты, Перс,