Гарри стало невыносимо лежать в компании одних только горьких мыслей. В отчаянных поисках какого-нибудь занятия, чтобы отвлечься, он вылез из спальника, взял палочку и осторожно вышел из комнаты. На лестничной площадке он прошептал
На следующей площадке была спальня, которую занимали они с Роном, когда были здесь прошлый раз; он заглянул в неё. Платяной шкаф стоял нараспашку, постельное бельё — сорвано. Гарри вспомнилась перевёрнутая нога тролля внизу. Кто-то обыскивал дом после того, как Орден ушёл. Снэйп? Или, может, Мундугнус, который вволю навытаскивал всего из дома, как до, так и после смерти Сириуса? Взгляд Гарри перешёл к портрету, в котором иногда бывал Финеас Нигеллус Блэк, прапрадед Сириуса, но там было пусто, на портрете был лишь кусок грязной портьеры. Наверно, Финеас Нигеллус проводил ночь в Хогвартсе, в кабинете директора.
Гарри продолжил путь вверх по лестнице, пока не достиг самой верхней площадки, со всего двумя дверями, та, что была прямо напротив него — с табличкой «Сириус». Гарри никогда раньше не заходил в спальню крестного. Толчком он открыл дверь, высоко подняв палочку, чтобы осветить сразу как можно больше. Комната была просторная, и когда-то, наверное, красивая. В ней были большая кровать с резным деревянным изголовьем, высокое окно, прикрытое длинными бархатными занавесками, и канделябр, плотно укутанный пылью; в гнёздах всё ещё были огарки свечей, застывший воск свисал сосульками. Сплошной слой пыли покрывал картины на стенах и изголовье кровати, между канделябром и верхом большого деревянного шкафа растянулась паутина, и когда Гарри вошёл в комнату, то услышал шорох разбегающихся потревоженных мышей.
Сириус- подросток так залепил стены плакатами и картинками, что серебристо-серого шёлка обоев было почти не видно. Гарри мог только предположить, что родители Сириуса не смогли победить Неотлипные чары, на которых всё это держалось на стене, потому что — он был уверен — они не могли одобрять оформительские вкусы своего старшего сына. Похоже, Сириус давно лез из кожи вон, чтобы досадить своим родителям. Здесь было несколько больших знамён Гриффиндора, потускневшие багрец и золото, просто чтобы подчеркнуть Сириусово отличие от остальной Слитеринской семьи. Было много изображений маггловских мотоциклов, и ещё (Гарри не мог не восхититься нахальством Сириуса) несколько плакатов с маггловскими девушками в купальниках. Гарри знал, что это были магглы, потому что они на картинках совсем не двигались, их выцветшие улыбки и тусклые глаза примёрзли к бумаге. Среди них выделялась единственная на стене волшебная фотография, изображение четверых хогвартсовских студентов, стоящих плечом к плечу, и смеющихся в камеру.
С внезапной радостью Гарри узнал своего отца, его непричёсанные чёрные волосы торчали сзади, как и у Гарри, и он тоже был в очках. Рядом с ним был Сириус, небрежно красивый; его несколько заносчивое лицо — много-много моложе и счастливее того, которое Гарри видел на живом Сириусе. Справа от Сириуса стоял Петтигрю, ниже его более чем на голову, пухлый, с водянистыми глазами, румяный от радости, что его пустили в самую крутую компанию, к Джеймсу и Сириусу — бунтарям, которыми все восхищались. Слева от Джеймса — Люпин, даже тогда выглядевший немного потрёпанным, но и у него такой же вид радостного удивления, что его любят и с ним водятся; или просто Гарри знал, как оно было, вот и увидел это всё в фотографии? Он попытался снять фотографию со стены, в конце концов она же теперь его, Сириус оставил ему всё, но она не пошевелилась. Сириус сделал всё, чтобы не позволить своим родителям изменить внешний вид своей комнаты.
Гарри стал осматривать пол вокруг. Небо снаружи светлело. В луче света стали видны обрывки бумаги, книги и всякая мелочь, разбросанные по ковру. Спальню Сириуса явно тоже обыскали, хотя её содержимое было сочтено большей частью, если не полностью, бесполезным. Некоторые книги трясли так грубо, что они расстались с переплётами, и разрозненные страницы усеивали пол.
Гарри наклонился, поднял несколько обрывков, и стал их рассматривать. В одном он опознал часть старого издания