Шрам уже просто горел. Гарри подумал о том, как много всего такого, чего они не знают: Люпин был прав, когда говорил о магии, с которой они никогда не сталкивались и которую не могли себе вообразить. Почему же Дамблдор почти ничего не объяснил? Или он думал, что на это ещё будет время, что он проживет ещё много лет, даже, может, столетий, как его друг Николя Фламель? Если так, то он ошибался… Снэйп об этом позаботился… Снэйп, пригретая змея, которая нанесла свой удар на вершине башни…
И Дамблдор упал… упал…
—
Голос у Гарри был высокий, ясный, холодный, и палочку перед ним сжимала белая рука с длинными пальцами. Человек, на которого он направлял палочку, висел вверх ногами в воздухе, хотя веревок, чтобы держали его, не было. Он медленно поворачивался, связанный незримо, но крепко, его руки прижаты к телу, его лицо, на котором был ужас, багровое от прилившей к голове крови, было прямо напротив лица Гарри. У него были совершенно белые волосы и густая, широкая борода — Дед-Мороз в путах.
—
Расширенные от страха зрачки подвешенного человека, казалось, становятся всё больше и больше, пока их чернота не поглотила Гарри…
…и вот Гарри бежит по тёмному коридору вслед за решительным маленьким Грегоровичем, у которого в высоко поднятой руке фонарь. Грегорович врывается в комнату в конце коридора, и его фонарь освещает что-то вроде мастерской: в качающемся пятне света блестят деревянные стружки и золото, а на подоконнике, будто огромная птица на насесте, сидит юноша с золотыми волосами. За ту долю секунды, когда свет фонаря падал на юношу, Гарри увидел на его красивом лице восторг, но тут незваный гость выстрелил Ошеломляющим заклинанием из своей палочки, и с ликующим смехом ловко выпрыгнул из окна…
А затем Гарри вытянуло назад из широких, похожих на колодец, зрачков, и в лице Грегоровича был ужас.
—
Крик, долгий, непрерывный крик, а потом вспышка зелёного света…
Он открыл глаза, тяжело дыша, во лбу что-то дёргает. Он, похоже, потерял сознание рядом с палаткой, сполз по брезенту и растянулся на земле. Над собой он увидел Эрмиону, её кудрявые волосы закрыли кусочек неба, за переплетением тёмных ветвей высоко над ними.
— Всего лишь сон, — сказал он, быстро садясь и пытаясь, под взглядом Эрмионы, принять невинный вид. — Прошу прощения, но меня сморило.
— Я знаю, что это твой шрам! Достаточно посмотреть на твоё лицо! Ты смотрел в Вол…
— Не называй его по имени! — из глубины палатки донёсся сердитый голос Рона.
—
— Но я же не хотел! — сказал Гарри. — Это был сон!
— Если бы ты просто выучился Окклюменции…
Но Гарри был не в настроении выслушивать нотации; он хотел обсудить только что увиденное.
— Он нашел Грегоровича, Эрмиона, и, я думаю, убил его. Но перед тем, как убить, он читал в его сознании, и я видел…
— По-моему, если ты так устал, что засыпаешь на ходу, лучше я покараулю, — холодно предложила Эрмиона.
— Я могу досидеть до конца своей смены!
— Да нет, я вижу, что ты вымотан. Иди и ложись.
Она упрямо уселась около входа в палатку. Гарри был зол, но, не желая ссориться, быстро нырнул внутрь.
На нижней кровати выделялось по-прежнему бледное лицо Рона. Гарри вскарабкался на верхнюю кровать, лёг, и уставился на тёмной полотняный потолок. Через несколько секунд Рон тихо, так, чтобы не услышала Эрмиона, сказал как бы про себя:
— Что там Сам-Знаешь-Кто делает?
Гарри крепко зажмурился, пытаясь вспомнить каждую деталь, и прошептал в темноту:
— Он нашёл Грегоровича. Связал его и пытал.
— Связал, значит… как же тогда Грегорович сделает ему новую палочку?
— Не знаю… Странно всё это…
Гарри закрыл глаза, размышляя обо всём, что он видел и слышал. Чем больше он вспоминал, тем меньше находил во всём этом смысла… Волдеморт не сказал ни слова о палочке Гарри, ничего о сердцевинках-близнецах, ничего о том, чтобы Грегорович сделал ему новую, ещё более мощную палочку, способную одолеть палочку Гарри…
— Что-то ему от Грегоровича нужно было, — сказал Гарри, не открывая глаз. — Он требовал что-то ему отдать это, но Грегорович сказал, что у него это украли… и потом… потом…
Он вспомнил, как он, будучи Волдемортом, словно пролетел через глаза Грегоровича, в его воспоминания…
— Он читал в голове Грегоровича, и я видел, что на подоконнике, как на насесте, сидел молодой парень, и он выпалил в Грегоровича заклятьем и выпрыгнул из окна. Он украл это, он стянул то, что нужно Сам-Знаешь-Кому. И я… Где-то я его уже видел…