Они совсем не говорили о Роне следующие несколько дней. Гарри твёрдо решил никогда больше не вспоминать его имени, и, казалось, Эрмиона понимала, что нет никакого смысла поднимать этот вопрос, хотя иногда по ночам, когда она думала, что Гарри спит, он слышал, как она плачет. А тем временем сам Гарри повадился доставать Карту Грабителя и изучать её, светя палочкой. Он ждал, когда точка с надписью «Рон» появится в коридорах Хогвартса, подтверждая, что он вернулся в уютный замок, защищённый своим статусом чистой крови. Однако Рон не появлялся на карте, и некоторое время спустя Гарри поймал себя на том, что достает карту, просто чтобы смотреть на имя Джинни в девчачьей спальне, и спрашивать себя, не прорвётся ли жадность, с которым он глядит на это имя, в её сны, чтобы она как-то узнала, что он думает о ней и надеется, что с ней всё хорошо.
Дни они посвящали попыткам определить возможное местонахождение меча Гриффиндора, но чем больше они говорили о местах, где Дамблдор мог его спрятать, тем более отчаянной и невыполнимой становилась для них эта затея. Как ни напрягал Гарри свои мозги, он не мог вспомнить, чтобы Дамблдор когда-нибудь упоминал о месте, в котором он мог бы что-нибудь спрятать. Бывали мгновения, когда Гарри не знал, на кого больше злится, на Рона или на Дамблдора. «Мы думали, ты знаешь, чего делаешь… Мы думали, Дамблдор сказал тебе, чего делать… Мы думали, у тебя есть настоящий план!»
От себя Гарри не мог этого скрывать: Рон был прав. Дамблдор оставил его ну ровно ни с чем. Они обнаружили одну Разделённую Суть, но у них было нечем её уничтожить. А остальные были недостижимы, как прежде. Безнадежность грозила завладеть им. Теперь он с сомнением вспоминал о своей готовности принять предложение друзей — сопровождать его в этом бессмысленном и бесцельном странствии. Он ничего не знал, у него не было ни одной идеи, и он постоянно, мучительно ждал каких-нибудь признаков того, что Эрмиона тоже готова сказать ему, что с неё хватит. И что она уходит.
Вечера они теперь проводили почти в полном молчании, и Эрмиона повадилась доставать портрет Финеаса Нигеллуса и держать его на стуле, словно он мог заполнить часть зияющей пустоты, оставшейся после ухода Рона. Несмотря на свое предыдущее утверждение, что он никогда больше к ним не придёт, Финеас Нигеллус, похоже, не был способен устоять перед возможностью узнать побольше, что делает Гарри, и раз в несколько дней соглашался появиться, с повязкой на глазах. Гарри был даже рад его видеть, всё-таки собеседник, пускай ядовитый и какой-то неискренний. Они с удовольствием выслушивали любые новости о делах в Хогвартсе, хотя информатором Финеас Нигеллус был далеко не идеальным. Он очень уважал Снэйпа, первого директора-Слитеринца с тех пор, как Нигеллус сам руководил школой, и приходилось быть очень осторожными и не критиковать Снэйпа, и не задавать о нём никаких дерзких вопросов, иначе Финеас Нигеллус немедленно покидал свой портрет.
Тем не менее, он порой ронял обрывки интересных сведений. Снэйп, похоже, встретил постоянный, пускай и не явный, мятеж особо стойкой компании учеников. Джинни было запрещено ходить в Хогсмид. Снэйп восстановил старый декрет Амбридж, запрещающий собираться вместе трём и более школьникам, и организовывать любые неофициальные общества. Из всего этого Гарри вывел, что Джинни, и с ней, вероятно, Невилл и Луна, изо всех сил продолжают деятельность Дамблдоровой Армии. Эти скудные новости заставили Гарри так жутко хотеть увидеть Джинни, что словно живот болел; но они же заставили его снова думать о Роне, о Дамблдоре и вообще о Хогвартсе, по которому он скучал почти так же сильно, как и по своей бывшей подружке. В самом деле, когда Финис Нигеллус говорил, как Снэйп закручивает гайки, Гарри на долю секунды просто обезумел, представив, как он просто возвращается в школу, чтобы присоединиться к расшатыванию снэйповского режима: быть сытым, и иметь мягкую кровать, и людей, связанных общим делом — это казалось ему в тот момент самой замечательной вещью на свете. Но тут он вспомнил, что он — Нежелательный Номер Один, что его голова оценена в десять тысяч галлеонов, и что идти в Хогвартс ему сейчас так же опасно, как идти прямо в Министерство магии. И действительно, Финеас Нигеллус неосторожно подчеркнул этот факт, вворачивая наводящие вопросы о местонахождении Эрмионы и Гарри. Каждый раз, когда он так делал, Эрмиона запихивала его назад в бисерную сумочку, и после такого бесцеремонного прощания Финеас Нигеллус неизменно несколько дней отказывался появляться.