Гарри Поттер и Дары Смерти

Боль в шраме ослепляла Гарри. Он смутно понимал, что до появления Вольдеморта остаются считаные секунды.

— Рон, лови — и УХОДИМ! — крикнул он, бросая волшебную палочку другу; затем нагнулся и вытащил из-под люстры стонущего Цапкрюка, упорно цепляющегося за меч. Перекинув гоблина через плечо, Гарри схватил за руку Добби и крутанулся на месте, чтобы дезаппарировать.

Проваливаясь в темноту, он мельком увидел бледных, застывших Нарциссу и Драко, и рыжие полосы — вероятней всего, волосы Рона, — и тусклое серебро ножа Беллатрикс, летящего к ним через гостиную...

Билл и Флёр... Коттедж «Ракушка»... Билл и Флёр...

Он пропал в неизвестности и лишь повторял название коттеджа в надежде, что это поможет туда добраться. Боль в шраме убивала; гоблин тянул его вниз; лезвие меча било по спине; пальцы Добби в его руке дёрнулись. Может, эльф хочет перенести их сам, лучше знает, куда нужно попасть? Гарри сжал его руку — мол, хорошо, я согласен...

Они приземлились на твёрдую землю и почуяли море. Гарри упал на колени, отпустил руку Добби и уложил Цапкрюка на землю.

— Как вы? — спросил он, но гоблин едва пошевелился и только застонал в ответ.

Гарри вгляделся в темноту под необъятным звёздным небом. Кажется, до дома недалеко и снаружи кто-то ходит.

— Добби, это «Ракушка»? — шёпотом спросил Гарри, крепко сжимая две волшебные палочки, захваченные у Малфоев, готовый отразить нападение. — Мы там, где надо? Добби?

Он оглянулся. Маленький эльф стоял совсем рядом.

— ДОББИ!

Тот дрожал, пошатываясь, и звёзды отражались в его блестящих глазищах.

Они оба посмотрели на серебряную рукоять ножа, торчавшую из судорожно вздымавшейся груди эльфа.

— Добби... нет... ПОМОГИТЕ! — завопил Гарри, поворачиваясь к дому, к людям. — ПОМОГИТЕ!

Он не знал, да его и не волновало, кто они, колдуны или муглы, друзья или враги; его волновало одно — тёмное пятно, растекающееся по груди Добби, руки эльфа, протянутые к нему в мольбе о помощи. Гарри подхватил его и уложил на бок в прохладную траву.

— Добби, не умирай, не умирай...

Взгляд эльфа нашёл его, и губы задрожали: Добби пытался что-то сказать.

— Гарри... Поттер...

Эльф содрогнулся и затих. Его большие глаза стеклянно мерцали, спрыснутые светом звёзд, но видеть их уже не могли.

Глава двадцать четвёртая. Изготовитель волшебных палочек

Гappи словно попал в свой ночной кошмар — на миг ему показалось, что он опять стоит на коленях возле мёртвого Думбльдора у подножия самой высокой башни «Хогварца», хотя в реальности перед ним на траве лежало, съёжившись, щуплое тельце, пронзённое серебряным ножом Беллатрикс. Голос Гарри ещё повторял: «Добби... Добби...» — но он уже знал, что эльф там, откуда нет возврата.

Примерно через минуту он понял, что они всё-таки прибыли куда нужно — Билл, Флёр, Дин и Луна подошли и встали вокруг.

— А Гермиона? — вскинулся Гарри. — Где она?

— Рон увёл её в дом, — ответил Билл, — с ней всё будет хорошо.

Гарри перевёл взгляд на Добби. Протянул руку, вытащил из груди эльфа клинок, снял с себя куртку и накрыл ею умершего, как одеялом.

Где-то неподалёку морские волны били о скалы. Гарри слушал их рокот, пока остальные обсуждали что-то совершенно ему неинтересное, распоряжались, принимали решения. Дин отнёс раненого Цапкрюка в дом, Флёр поспешила за ними. Билл говорил о том, как лучше похоронить эльфа; Гарри соглашался, толком не понимая, о чём речь. Он неотрывно смотрел на худенькое тельце, и в шраме покалывало, жгло. Мысленно, но где-то в отдалении, будто через телескоп с обратной стороны, он видел, как Вольдеморт наказывает тех, кто остался в особняке Малфоев. Вольдеморт неистовствовал, но боль из-за смерти Добби умаляла его гнев, превращала в отголосок шторма, что докатился с бескрайних, безмолвных океанских просторов.

— Я хочу сделать всё как положено. — Это было первое, что Гарри сказал осознанно. — Без колдовства. Есть лопата?

Билл показал ему место в конце сада, меж кустов, и Гарри принялся рыть могилу, один. В ярости он копал и копал, наслаждаясь работой, её обыденностью, неволшебностью, и каждая капля пота, каждая мозоль были данью благодарности эльфу, спасшему их от гибели.

Шрам пылал, но Гарри управлял болью и чувствовал её будто бы извне. Он наконец освоил то, чему Думбльдор так долго заставлял его учиться у Злея: он контролировал доступ к своему сознанию и мог закрывать его от Вольдеморта. Как и во время траура по Сириусу, боль утраты защищала Гарри от непрошеного вторжения. Похоже, скорбь отпугивала Вольдеморта... хотя Думбльдор, конечно, сказал бы, что не скорбь, а любовь.

Гарри копал, глубже и глубже вгрызаясь в твёрдую мёрзлую землю, топя своё горе в поту и упорно не замечая жжения в шраме. И в темноте, под плеск волн и собственное прерывистое дыхание, он вспоминал всё, что произошло у Малфоев, анализировал всё, что слышал, — и постепенно начинал понимать.