Гарри Поттер и Дары Смерти

Гарри задумался, обвёл взглядом зал. Если это и дворец, то весьма странный. Кресла короткими рядами, тут и там рельсы — и никого, только Гарри, Думбльдор и убогое существо без кожи. Ответ пришёл легко, без усилий:

— Он взял мою кровь.

— Точно! Взял твою кровь и воссоздал из неё своё тело! Твоя кровь в его жилах, Гарри! Защита Лили в вас обоих! Он обрёк тебя жить, пока жив он сам!

— Я жив... пока он жив? Но я думал... всё как раз наоборот! Я думал, мы оба умрём! Или это одно и то же?

Его отвлекли всхлипы бьющегося в агонии существа; Гарри обернулся.

— Вы уверены, что ничего нельзя сделать?

— Решительно ничего.

— Тогда объясните... подробнее, — попросил Гарри. Думбльдор улыбнулся.

— Ты был седьмым окаянтом, Гарри, окаянтом, который он создавать не собирался. Он искалечил свою душу настолько, что от немыслимого зла — убийства твоих родителей, покушения на ребёнка — она развалилась на части. Но то, что выбралось из комнаты, было даже меньше, чем он думал. В комнате осталось не только его тело. Он запер часть себя в тебе, в своей несостоявшейся жертве... Его знания были постыдно неполны, Гарри! То, чего он не признавал, он не хотел и понять. Вольдеморт знать не желал о домовых эльфах и детских сказках, о любви, верности, чистоте. Он ничего в этом не понимал. Ничего. Ему не дано было постичь, что это сильнее его и сильнее любой магии... Он взял твою кровь в надежде, что она его укрепит. Он принял в своё тело крошечную частицу чар твоей матери, которые она передала тебе, умирая. Его тело хранит её жертву, и пока эти чары живы, живы и ты, и последняя надежда Вольдеморта.

Думбльдор улыбнулся Гарри. Тот уставился на него:

— И вы знали? Знали... всё время?

— Догадывался. Но я обычно угадываю, — удовлетворённо произнёс Думбльдор.

Они довольно долго сидели в тишине — только существо под креслом дрожало и хныкало.

— И ещё, — сказал наконец Гарри. — Почему моя палочка сломала ту, которую он одолжил?

— Тут у меня нет уверенности.

— А догадки? — спросил Гарри, и Думбльдор засмеялся.

— Тебе следует понять, мой мальчик, что вы с лордом Вольдемортом достигли сфер магии, до сих пор не изученных. То, что произошло, — по-моему, случай беспрецедентный, и, я думаю, никакой изготовитель палочек ничего не смог бы ни предсказать, ни объяснить Вольдеморту... Как ты уже понял, лорд Вольдеморт, возвращая себе человеческий облик, невольно вдвое укрепил связь с тобой. Осколок его души и так был связан с твоей, а он, думая стать сильнее, принял в себя часть жертвы твоей матери. Если бы он отчётливо постигал ужасное могущество её жертвы, он, наверное, не посмел бы коснуться твоей крови... впрочем, тогда он не был бы лордом Вольдемортом и, возможно, никогда бы не убивал... С этой двойной связью ваши судьбы сплелись воедино — и как! История колдовского мира ещё не знала ничего подобного. Поэтому, когда Вольдеморт попробовал убить тебя палочкой, чья сердцевина была близнецом твоей, случилось, как мы помним, нечто чрезвычайно странное. Лорд Вольдеморт не знал, что ваши палочки — близнецы, и никак не ожидал такого... В ту ночь он испугался куда больше твоего, Гарри. Ты допускал возможность смерти, ты даже раскрыл ей объятия, но для лорда Вольдеморта это немыслимо. Твоя смелость победила, твоя палочка взяла верх над его, и то, что между ними произошло, своеобразно отразило отношения между вами. Мне представляется, в ту ночь твоя палочка впитала часть силы и умений палочки Вольдеморта, можно даже сказать, крупицу его самого. И когда он преследовал тебя, твоя палочка узнала его — брата и смертельного врага — и направила против него его собственную магию, мощнейшую и, разумеется, не доступную палочке Люциуса. Твоя палочка, а значит, твоя невероятная храбрость плюс чрезвычайные способности самого Вольдеморта: был ли у бедной хворостинки Люциуса Малфоя шанс выстоять?

— Но если моя палочка так могущественна, как Гермиона умудрилась её сломать? — удивился Гарри.

— Дорогой мой, всё её могущество было направлено исключительно на Вольдеморта, который столь опрометчиво нарушил глубинные законы магии. Только против него твоя палочка обладала феноменальной силой. В остальном она была самой обычной палочкой... впрочем, я уверен, очень хорошей, — любезно закончил Думбльдор.

Гарри сидел, задумавшись, очень долго — или несколько секунд. Время здесь текло непонятно.

— Он убил меня вашей палочкой.

— Он не сумел убить тебя моей палочкой, — поправил Думбльдор. — Полагаю, мы можем принять как данность тот факт, что ты жив... Хотя, разумеется, — добавил он, будто опасаясь показаться неучтивым, — я отнюдь не преуменьшаю твоих страданий. Их было много.

— Но теперь мне замечательно, — сказал Гарри, разглядывая чистые ладони. — А мы вообще где?

— Ну, об этом я собирался спросить тебя, — проговорил Думбльдор, озираясь. — Как думаешь, где мы?

Пока он не спросил, Гарри не имел ни малейшего представления. Сейчас, однако, ответ возник сам собой.

— Похоже, — медленно начал Гарри, — на вокзале Кингз-Кросс. Только здесь слишком чисто и пусто, и, по-моему, нет поездов.