— Когда я узнал о случившемся… разумеется, это только моя вина. Готов был дать самому себе пинка. Это я заслуживаю наказания.
Гарри не имел ни малейшего понятия, о чём говорит Локарт. Он уже хотел признать это вслух, признаться в этом но тот продолжил:
— Даже не припомню, когда я был столь потрясён. Прилететь в Хогвартс на машине! Конечно же, я сразу догадался, почему ты так поступил. Это же очевидно. Гарри, Гарри,
Поразительно, как ему, даже молча, удавалось демонстрировать все свои великолепные зубы.
— Это ведь я пробудил в тебе жажду славы. Я тебя
— Нет-нет, профессор, понимаете…
— Гарри, Гарри, Гарри, — перебил Локарт, схватив его за плечо. — Я всё
Он дружелюбно подмигнул и удалился. С минуту Гарри не мог опомниться, но, сообразив, что ему пора на урок, приоткрыл дверь теплицы и юркнул внутрь.
Профессор Саженс стояла за козлами в центре теплицы. На них лежало десятка два разноцветных пар наушников. Гарри занял место между Роном и Гермионой, и профессор заговорила:
— Сегодня мы будем пересаживать мандрагоры. Кто может перечислить их свойства?
Рука Гермионы первой взлетела в воздух, что никого не удивило.
— Мандрагора, или мандрагорум, является сильнодействующим тонизирующим средством, — затараторила Гермиона своим обычным тоном, — так, словно проглотила учебник. — Её используют, чтобы вернуть в нормальное состояние людей, подвергшихся преображению или проклятию.
— Прекрасно, — похвалила профессор Саженс. — Десять баллов Гриффиндору. Мандрагора — важнейший ингредиент большинства противоядий. Однако — кто объяснит, чем она опасна?
Гермиона снова вскинула руку, едва не сбив с носа Гарри очки.
— Плач мандрагоры смертельно опасен для всех, кто его слышит, — без запинки ответила она.
— Именно, — подтвердила профессор. — Ещё десять баллов. Итак, — наши мандрагоры ещё совсем юные.
Она указала на выставленные в ряд глубокие поддоны; все мгновенно столпились вокруг. В поддонах пучками росли лиловато-зелёные листья: всего около ста кустиков. Гарри не находил в них ничего примечательного, — и уж тем более не представлял себе «плача» мандрагоры.
— Берите наушники, — велела профессор.
Началась возня, — никто не горел желанием брать розовую, пушистую пару.
— Надевая, убедитесь, что они
Гарри нацепил наушники, — слышно в них не было ровно ничего. Профессор Саженс надела свои — розовые и пушистые — и, закатав рукава, крепко ухватила один из кустиков и с силой дёрнула.
Гарри охнул от изумления, чего, впрочем, никто не услышал.
Вместо корней из-под земли появился крошечный, грязный и невероятно уродливый младенец с бледно-зелёной, пятнистой кожей. Листья росли у него прямо из макушки. Было очевидно, что младенец истошно голосит.
Профессор Саженс вытащила из-под стола большой цветочный горшок и, усадив туда мандрагору, начала засыпать её чёрным, влажным компостом, — наконец остался виден лишь пучок листьев. Отряхнув руки, профессор подняла большой палец и сама сняла наушники.
— Поскольку эти мандрагоры — всего лишь ростки, их плач не смертелен, — спокойно продолжила она, словно совершила нечто самое обыденное, — максимум, полила бегонию. — Однако даже сейчас вы могли
По четверо на поддон; горшки берите отсюда; компост в мешках вон там; и осторожней с ядовитой тентакулой, у неё зубы режутся.
С этими словами она шлёпнула колючее, тёмно-красное растение, — воровато ползущие по её плечу щупальца мигом отпрянули.
К Гарри, Рону и Гермионе присоединился кудрявый хуфльпуфец, — Гарри знал его в лицо, но никогда раньше с ним не общался.