— В том, что Сириус погиб, целиком виноват я, — отчётливо произнёс Думбльдор. — Или, скажем так: почти целиком — я не настолько нахален, чтобы брать на себя всю ответственность. Сириус был храбрым, умным, энергичным человеком. Такие люди не умеют прятаться, когда другим грозит опасность. В то же время, будь я откровенен с тобой, как следовало, ты бы не поверил в реальность видения. Ты был бы готов к тому, что Вольдеморт попытается заманить тебя в департамент тайн, и не поддался бы на его уловку. И Сириусу не пришлось бы бросаться тебе на помощь. Вина лежит только на мне.
Гарри держался за дверную ручку, но сам этого не осознавал. Тяжело дыша, он смотрел на Думбльдора и слушал, но не понимал, что такое тот говорит.
— Сядь, — сказал Думбльдор. Это был не приказ, а просьба.
Гарри подумал, затем медленно пересёк комнату, усеянную серебряными шестерёнками и деревянными щепками, и сел у стола перед Думбльдором.
— Следует ли мне понимать вас так, — медленно произнёс Финей Нигеллий слева от Гарри, — что мой праправнук, последний из Блэков, мёртв?
— Да, Финей, — кивнул Думбльдор.
— Не верю своим ушам, — бесцеремонно объявил Финей.
Гарри обернулся и успел увидеть, как Финей решительно уходит прочь. Наверное, отправился с визитом к другому своему портрету в доме на площади Мракэнтлен. Будет ходить по дому с картины на картину, звать Сириуса...
— Гарри, я просто обязан всё тебе рассказать, — произнёс Думбльдор. — Объяснить ошибки старого человека. Ибо теперь я вижу: в том, что касается тебя, всё, что я сделал и чего не сделал, отмечено клеймом моего старения. Молодые не способны постичь мысли и чувства стариков. Но старики обязаны помнить, как думают молодые... а я, похоже, стал забывать...
Солнце вставало; контур далёких гор был обведён яркой оранжевой линией, а над ней простиралось яркое бесцветное небо. Луч света упал на Думбльдора, на серебристые брови и бороду, резче обозначил морщины.
— Пятнадцать лет назад, увидев у тебя шрам на лбу, — начал Думбльдор, — я уже догадывался, что это может значить. Я подозревал, что это символ вашей с Вольдемортом связи.
— Вы это уже говорили, профессор, — невежливо оборвал Гарри. Да, он груб. Ну и пусть. Ему теперь всё равно.
— Да, — виновато подтвердил Думбльдор. — Да. Но, понимаешь... важно начать со шрама. Потому что, стоило тебе вернуться в колдовской мир, как стало ясно, что я был прав. Шрам предупреждал тебя о том, что Вольдеморт рядом или что он испытывает сильные эмоции.
— Знаю, — устало сказал Гарри.
— А когда Вольдеморт вернул себе своё тело и обрёл полную силу, эта твоя способность — ощущать его присутствие, пусть в другом обличье, и понимать его чувства, стала сильнее.
Гарри даже не дал себе труда кивнуть. Всё это ему сто лет известно.
— Потом, не так давно, — продолжил Думбльдор, — я забеспокоился: вдруг Вольдеморт догадается о связи между вами? И однажды ты так глубоко проник в его сознание, что он тебя почувствовал. Я, как ты понимаешь, имею в виду ту ночь, когда ты стал свидетелем нападения на мистера Уизли.
— Да, Злей говорил, — пробормотал Гарри.
—
Гарри поднял глаза и на лице Думбльдора прочёл безмерную усталость и печаль.
— Да, — буркнул он. — Задумывался.
— Видишь ли, — сказал Думбльдор, — я не сомневался, что вскоре Вольдеморт и сам захочет проникнуть в твоё сознание. Я боялся невольно подтолкнуть его к этому: стоило ему осознать, что наши отношения были или остаются ближе, чем отношения директора и ученика, он ухватился бы за возможность шпионить за мной через тебя. Я боялся, что он попытается тобой завладеть. Гарри, я уверен, что был прав в своих опасениях. В тех редких случаях, когда мы виделись, мне казалось, что я вижу в твоих глазах его тень...
Гарри вспомнил, как, встречаясь глазами с Думбльдором, чувствовал, что в нём словно просыпается змея, готовая к броску.
— При этом Вольдеморт — как он наглядно продемонстрировал сегодня — намеревался уничтожать не меня. Тебя. Завладев тобой сегодня, он рассчитывал, что я пожертвую тобой ради шанса убить его. Так что, как видишь, отдаляясь от тебя, Гарри, я всего лишь хотел тебя защитить. Очередная старческая ошибка...
Он глубоко вздохнул. Его слова будто текли сквозь Гарри, не задевая. Ещё зимой он бы выслушал это с большим интересом, но теперь всё казалось бессмыслицей. По сравнению с зияющей пропастью у него в груди, с потерей Сириуса, ничто не имело значения...
— Сириус рассказывал, что в ту ночь, когда у тебя было видение о нападении на Артура Уизли, ты почувствовал в себе Вольдеморта. Я сразу понял, что сбываются мои худшие опасения; Вольдеморт догадался, что может тебя использовать. Надеясь защитить твоё сознание, я организовал занятия окклуменцией с профессором Злеем.