Гарри Поттер и Орден Феникса

Гарри некоторое время сверлил его ненавидящим взглядом, затем с размаху бросился в кресло перед столом.

Думбльдор помедлил, глядя в окаю, на залитый солнцем двор, потом повернулся к Гарри и начал:

— Пять лет назад, Гарри, ты приехал в «Хогварц», целый и невредимый, что полностью соответствовало моим планам. Хорошо, пусть на совсем невредимый. Ты страдал. Оставляя тебя у твоих дяди с тётей на пороге, я знал, что так будет. Знал, что тебя ждут десять мрачных, трудных лет.

Он сделал паузу. Гарри молчал.

— Ты с полным правом можешь спросить, почему я так поступил. Почему не отдал тебя в колдовскую семью? Многие были бы счастливы тебя принять, почли бы за честь воспитывать как родного сына. Отвечу: я хотел сохранить твою жизнь. Тебе грозила страшная опасность, но никто, кроме меня, не понимал этого в полной мере. После исчезновения Вольдеморта прошло всего несколько часов, и его приспешники — а многие из них столь же страшны, как и их господин, — были ещё в силе, полны злобы и отчаянного желания мстить. И я принял решение относительно предстоящих десяти лет. Верил ли я, что Вольдеморт исчез навсегда? Нет. Я знал, что он вернётся — через десять, двадцать, может, пятьдесят лет. Я был уверен в этом, как и в том — я слишком хорошо его научил, — что он не успокоится, пока не убьёт тебя... Мне было известно, что познаниями в области магии с Вольдемортом не сравнится никто из колдунов. Я знал: если он снова наберёт силу, его не остановят мои защитные заклинания, даже самые сложные и мощные... Но мне были известны и его слабые стороны. Что и утвердило меня в моём решении. Тебе предстояло находиться под защитой древней магии, которую он знает, презирает и в результате недооценивает — к собственному несчастью. Твои мать умерла, чтобы спасти тебя, и тем самым окружила тебя защитой, которая действует и по сей день. Вольдеморт этого не ожидал. А я доверился магии крови и отдал тебя родной сестре твоей матери, единственной её родственнице.

— Она меня не любит, — вмешался Гарри. — Ей наплевать...

— Но она приняла тебя, — оборвал Думбльдор. — Пусть с неохотой, с возмущением, с обидой, но приняла. И тем скрепила заклятие, которое я на тебя наложил. Жертва, принесённая твоей матерью, сделала узы крови сильнейшей защитой, какую я мог тебе дать.

— Я всё равно не...

— Пока ты можешь называть своим домом место, где живёт женщина одной крови с твоей матерью, Вольдеморт тебя там на тронет. Он пролил кровь Лили, но она течёт в тебе и в её сестре. Твоё прибежище — узы родства. Пусть ты бываешь там всего раз в год, но, пока ты считаешь их дом своим, пока ты там, Вольдеморт не смеет причинить тебе вред. Твоя тётя об этом знает. Я всё объяснил в письме, которое оставил рядом с тобой у неё на пороге. Ей известно, что, предоставляя тебе кров, она пятнадцать лет помогала тебе выжить.

— Погодите, — сказал Гарри. — Постойте. — Он, не сводя глаз с Думбльдора, выпрямился в кресле. — Это вы тогда прислали вопиллер. Вы велели вспомнить... это был ваш голос...

— Я решил, — чуть заметно кивнул Думбльдор, — что неплохо бы освежить в её памяти договор, который она фактически подписала, приняв тебя. Мне подумалось, что нападение дементоров живо напомнит ей об опасностях, сопряжённых с твоим воспитанием.

— Ну да, — подтвердил Гарри. — Правда... вспомнил скорее дядя. Он хотел выставить меня из дома, но после вопиллера она сказала, что я... должен остаться.

Некоторое время Гарри смотрел в пол, затем пробормотал:

— Но при чём тут...

Он так и не смог себя заставить произнести имя Сириуса.

— Так вот, пять лет назад, — будто не слыша, заговорил Думбльдор, — ты прибыл в «Хогварц», пусть не такой счастливый и упитанный, как мне бы хотелось, однако живой и здоровый. Ты был не избалованным маменькиным сынком, а обычным ребёнком — ну, насколько можно ожидать, учитывая обстоятельства. Казалось, всё подтверждало, что я поступил правильно... Но потом... мы оба прекрасно помним, что произошло, когда ты был в первом классе. Ты с честью встретил все опасности. Скоро — гораздо раньше, чем я предполагал, — ты лицом к лицу столкнулся с Вольдемортом. И тебе удалось не просто выжить — ты отсрочил его возвращение. Ты победил в сражении, которое под силу не всякому взрослому. Не могу выразить, как я тобой... гордился... И всё же в моих гениальных планах имелось слабое место, — продолжал Думбльдор. — Уже тогда я понимал, что это может всё разрушить. Но я был полон решимости исполнить задуманное и сказал себе, что ничего подобного не допущу, что всё зависит только от меня — от моей твёрдости. И вот, когда ты, обессилевший после битвы с Вольдемортом, лежал в лазарете, пришло моё первое испытание.

— Я вообще не понимаю, о чём вы, — сказал Гарри.

— Помнишь, ты тогда спросил, почему Вольдеморт пытался убить тебя ещё младенцем?

Гарри кивнул.

— Следовало ли мне всё рассказать уже тогда?

Гарри, напряжённо глядя в голубые глава Думбльдора, молчал, но сердце опять колотилось как бешеное.