Гарри Поттер и Орден Феникса

— Он не хотел говорить, — ответил Думбльдор. — Но я неплохой легилиментор и знаю, когда мне лгут. И, прежде чем отправиться в департамент тайн, я... убедил его всё рассказать.

— А Гермиона, — прошептал Гарри, и его холодные руки, лежавшие на коленях, сжались в кулаки, — всё твердила, чтобы мы были с ним повежливее...

— И была права, — сказал Думбльдор. — Когда мы решили организовать штаб-квартиру в доме Сириуса, я предупреждал его, что к Шкверчку следует относиться с уважением. Я также предупредил, что Шкверчок может оказаться опасен для нас. Однако Сириус не прислушался — по-моему, он не верил, что чувства Шкверчка столь же сильны, как и человеческие...

— Не смейте... не смейте о Сириусе... в таком... — Дыхание прерывалось, и Гарри не мог нормально говорить, но утихнувший было гнев вспыхнул вновь: он не позволит критиковать Сириуса. — Шкверчок... лживая... скотина... он заслужил...

— Гарри, Шкверчок таков, каким его сделали колдуны, — отвечал Думбльдор. — И он так же достоин жалости, как и твой друг Добби. Шкверчку приходилось исполнять приказания Сириуса, последнего члена семьи, которой эльф служил. Но он не был по-настоящему предан Сириусу. Шкверчок, конечно, не подарок, но, честно говоря, Сириус не пытался облегчить ему жизнь...

— НЕ СМЕЙТЕ ТАК ГОВОРИТЬ О СИРИУСЕ! — заорал Гарри.

Он вскочил, готовый броситься на Думбльдора, — как можно до такой степени не понимать Сириуса! Сириус был храбрый, он страдал...

— А Злей? — в ярости выпалил Гарри. — О нём забыли? Когда я сказал, что Сириус у Вольдеморта, он только усмехнулся мне в лицо... как всегда, впрочем...

— Гарри, ты прекрасно знаешь, что при Долорес Кхембридж профессор Злей не мог вести себя иначе, — веско сказал Думбльдор, — однако, как я уже говорил, он сразу передал твоё сообщение членам Ордена. Кроме того, когда ты не вернулся из леса, именно он догадался, куда ты отправился. И именно он дал профессору Кхембридж фальшивый признавалиум, когда она хотела выведать у тебя местонахождение Сириуса.

Гарри не слушал. Ему доставляло зверское наслаждение обвинять Злея — казалось, так он снимает с себя часть вины; Думбльдор обязан с ним соглашаться.

— Злей... Злей...  издевался над Сириусом за то, что он сидит дома... выставлял его трусом...

— Сириус был достаточно взрослым и умным, чтобы не обращать внимания на глупые выходки, — заметил Думбльдор.

— Злей отказался давать мне уроки окклуменции! — зарычал Гарри. — Он выкинул меня из своего кабинета!

— Знаю, — тяжко вздохнул Думбльдор. — Я же говорю, я напрасно не стал учить тебя сам... но тогда я был уверен: нет ничего опаснее, чем при мне открывать твоё сознание Вольдеморту...

— Злей сделал только хуже, после уроков шрам болел намного сильнее... — Гарри вспомнил, что говорил Рон, и прибавил: — Может, он как раз и хотел, чтобы Вольдеморту было легче влезть в моё...

— Я доверяю Злотеусу Злею, — отрезал Думбльдор. — Но я забыл — и это ещё одна ошибка старика, — что некоторые раны слишком глубоки и не затягиваются. Я полагал, что профессор Злей забыл свои обиды на твоего отца... Я ошибся.

— Но это нормально, да?! — заорал Гарри, не обращая внимания на возмущённые гримасы и неодобрительное бормотание портретов. — Злею можно ненавидеть моего отца, зато Сириусу нельзя ненавидеть Шкверчка?

— Сириус не ненавидел Шкверчка, — отозвался Думбльдор. — Он не удостаивал его внимания. Равнодушие и пренебрежение порою пагубнее откровенной неприязни... Фонтан, разрушенный сегодня ночью, был построен на лжи. Мы, колдуны, слишком долго обижали, угнетали тех, кто живёт рядом с нами и теперь должны пожинать плоды.

— ЗНАЧИТ, СИРИУС ПОЛУЧИЛ ПО ЗАСЛУГАМ ДА? — истошно завопил Гарри.

— Этого я не говорил и не скажу никогда, — негромко ответил Думбльдор. —Сириус не был жесток, он хорошо относился к домовым эльфам вообще. Но он не любтил Шкверчка, как живое напоминание об отчем доме, который ненавидел.

— Да, ненавидел! — надтреснуто воскликнул Гарри, вскочил и зашагал по комнате. Яркое солнце заливало всё вокруг. Портреты внимательно следили за Гарри, который расхаживал по кабинету, ничего не видя перед собой. — Вы заперли его в ненавистном доме, вот почему он вчера так хотел оттуда уйти...

— Я пытался сохранить ему жизнь, — сказал Думбльдор.

— Людям не нравятся, когда их запирают! — яростно крикнул Гарри. — Прошлым летом вы так же поступили со мной...

Думбльдор закрыл глаза и спрятал лицо в ладонях. Но этот нехарактерный жест, в котором тая ясно читалась предельная усталость, или печаль, или что-то подобное, не смягчил Гарри. Наоборот, теперь, когда Думбльдор выказал слабость, Гарри только сильнее вскипел. Нечего тут быть жалким, когда Гарри хочется злиться и кричать.

Думбльдор убрал руки и посмотрел на Гарри сквозь свои очки-полумесяцы.

— Пришло время, Гарри, — произнёс он, — рассказать тебе то, что я должен был рассказать ещё пять лет назад. Пожалуйста, сядь. Я расскажу всё. И прошу только об одном — проявить терпение. Ты ещё сможешь на меня накричать — сделать что захочешь, — когда я закончу. Я тебя не остановлю.