Гарри Поттер и орден Феникса

Целительница направила палочку на дверь палаты Януса Толстяка и пробормотала: «Алохомора». Дверь распахнулась, и она повела их внутрь, крепко удерживая Гилдероя за руку, пока, наконец, не усадила его в кресло возле кровати.

— Он у нас уже очень давно, — негромко сообщила она Гарри, Рону, Гермионе и Джинни. — С неизлечимым заклинательным повреждением, знаете ли. Конечно, используя интенсивную терапию лечебными зельями и чарами и призвав немного удачи, мы можем добиться некоторого улучшения. Гилдерой начинает понемногу вспоминать себя, и мы уже видели настоящее улучшение у Мистера Боуда, — он снова обрёл способность нормально разговаривать, правда, мы пока не можем понять, на каком языке. Ну ладно, мне нужно закончить с раздачей Рождественских подарков. Я оставляю вас здесь, вы можете поболтать.

Гарри огляделся. Вид палаты явно свидетельствовал о том, что она была постоянным обиталищем для своих пациентов. Вокруг кроватей было намного больше личных вещей, чем в палате мистера Уизли: например, стена возле изголовья Гилдероя была оклеена его изображениями, все они сверкали улыбками и приветствовали пришедших. Он подписал многие самому себе, причем это было сделано раздельным детским почерком. Когда Целительница усадила его в кресло, Гилдерой протянул им свежую стопку фотографий, схватил перо и начал возбуждённо их подписывать.

— Ты можешь вкладывать их в конверты, — сказал он Джинни, кидая подписанные фотографии одну за другой ей на колени. — Вы знаете, меня не забыли, нет! Я всё ещё получаю огромное количество писем от поклонников… Глэдис Гудген пишет каждую неделю… Мне бы только хотелось узнать, почему… — он остановился, немного озадаченный, но затем снова засиял и вернулся к своему занятию с удвоенной энергией. — Я думаю, потому что я очень красивый…

Унылый маг с болезненного цвета кожей лежал в кровати напротив, уставившись в потолок; он мычал что-то про себя и похоже, его совсем не волновало, что происходит вокруг. Ещё через две кровати лежала женщина с головой, полностью покрытой шерстью. Гарри вспомнил, что что-то подобное происходило с Гермионой во втором классе, правда, к счастью, повреждение тогда не было неисправимым. В дальнем конце палаты две кровати были огорожены занавесками в цветочек, давая возможность обитателям и их посетителям побыть наедине.

— Это тебе, Агнес, — выразительно произнесла Целительница женщине с лицом, покрытым шерстью, вручая ей маленький пакет с Рождественскими подарками. — Видишь, тебя не забывают! И твой сын послал сову, чтобы передать, что он навестит тебя вечером. Это замечательно, не так ли?

Агнес громко пролаяла несколько раз.

— Взгляни, Бродрик, тебе прислали комнатный цветок и замечательный календарь с фантастическими Гиппогрифами на каждый месяц; они будут тебя радовать, — сказала Целительница, суетясь возле бормочущего человека, устанавливая довольно уродливое растение с длинными, покачивающимися усиками на тумбочку у кровати и прикрепляя календарь к стене при помощи палочки, — И… О, миссис Лонгботтом, вы уже уходите?

Гарри повернул голову. Занавески у двух кроватей в конце палаты были одёрнуты, и двое посетителей возвращались назад по проходу между кроватями[VAN42]: грозная пожилая ведьма в длинном зелёном одеянии с изъеденным молью лисьим мехом и в остроконечной шляпе, украшенной тем, в чём безошибочно можно было узнать чучело грифа, и идущий за ней и выглядящий очень подавленно… Невилл.

Гарри вдруг неожиданно понял, кто те люди, что лежали на двух кроватях в конце палаты. Он дико оглянулся, надеясь чем-нибудь отвлечь остальных, чтобы Невилл смог выйти из палаты незамеченным и без вопросов, но Рон тоже слышал, как кто-то произнёс: «Лонгботтом», и, раньше, чем Гарри успел его остановить, закричал:

— Невилл!

Неввил подпрыгнул, а потом съёжился так, как будто над его ухом просвистела пуля.

— Это мы, Невилл! — радостно произнёс Рон, вставая. — Ты видел? Здесь Локхарт! А ты к кому приходил?

— Это твои друзья, Невилл, дорогой? — любезно спросила бабушка Невилла, приближаясь к ним.

По лицу Невилла было видно, что он готов оказаться где угодно, но только не здесь. Слабый румянец выступил на его округлом лице, и он всячески старался не смотреть ни на кого из присутствующих.

— Ах, да, — сказала его бабушка, внимательно посмотрев на Гарри и протягивая ему сморщенную руку, похожую на когтистую лапу. — Да, да, конечно я знаю, кто ты. Невилл очень хорошо о тебе отзывался.

— М-м… Спасибо, — ответил Гарри, здороваясь. Невилл продолжал избегать его взгляда, исследуя собственные ноги, в то время как его лицо все более багровело.

— А вы, определённо, Уизли, — продолжила миссис Лонгботтом, протягивая руку сначала Рону, а затем Джинни. — Да, я знаю ваших родителей, — конечно, не очень близко, — но они хорошие люди, хорошие люди… А ты, должно быть, Гермиона Грэйнджер?

Гермиона была поражена тем, что миссис Лонгботтом знала её имя, но всё же поздоровалась с ней.