Раньше, на младших курсах, Драко любил возвращаться на Рождественские и Пасхальные каникулы в Хогвартс-Экспрессе. Во-первых, к концу каждого семестра он уже очень сильно скучал по отцу и матери, а во-вторых, в середине года в поезде не было его заклятого врага. Сейчас Поттер со своей шайкой ехал в трех вагонах от него, но никакого желания пойти и постараться все же зацепить грифа за живое не было. Сейчас он ехал не домой, а в логово врага настоящего, которое только по несчастливому стечению обстоятельств — или все-таки по какой-то закономерности? — располагалось в доме его детства.
И еще он ехал к матери. К матери, которая осталась единственным дорогим для него человеком в этом мире… Она всегда была с ним сдержана, не пела никаких глупых (как он думал, слушая рассказы других слизеринцев) детских песенок, даже «Сказки Барда Бидля» он прочитал уже сам, в довольно сознательном возрасте… Но в каждом прикосновении, в каждом взгляде матери он своим природным чутьем, своей эмпатией, которая с самого раннего детства, сколько он себя помнил, прекрасно работала и на семье, и на врагах, давая сбои только на, Моргана его трахни, Поттере, он чувствовал ее любовь и нежность. Теперь в ее прикосновениях и в ее глазах были пустота и страх.
И, возможно, надежда — надежда, обращенная исключительно к нему. К последнему оставшемуся мужчине из Рода Малфоев. Он скривил губы, представив себе сцену, которую раньше воображал с нетерпением: как в день семнадцатилетия он символически принимает от отца древний боевой топор с вмонтированной в рукоять палочкой. Тот самый топор, с которым тысячу лет назад Основатель Рода Арман Малфуа высадился на берега Альбиона вместе с Вильгельмом Бастардом. Теперь он понимал, как смешно смотрелся бы с семейной реликвией в руках. Даже почти сквиб… а сквиб ли? В общем, не только этот болван Лонгботтом выглядел бы с тяжелым оружием естественнее него, тонкокостного и изнеженного юноши; но и даже Поттер с его подсмотренной давным-давно в Больничном Крыле восхитившей слизеринца мускулатурой; даже… Грейнджер?
Когда он, после осмотра ею шкафа и произнесенной безжизненным голосом оценки сроков починки, схватил ее, совершенно не сопротивляющуюся, за плечо и вытащил из Комнаты Требований, то ощутил под мантией напряженную, готовую распрямиться и взорваться сталь тренированных мышц, а в ее глазах…
Они не были настолько же безвольными и пустыми, как у матери, и если бы он не устал бояться, то пришел бы в ужас от того, по какой тонкой грани прошел он, на рефлексах накладывая на нее «Империус». Ему повезло, жутко повезло — видимо, гриффиндорка не была готова к такой его реакции…
— Надо было ее все-таки трахнуть, — мечтательно сказал Гойл и быстро поправился: — Конечно, только после тебя, босс.
— Грейнджер не трогать, — распорядился Драко. — Ни словом, ни дланью, ни палочкой.
— Ни палочками, хочешь сказать? — хохотнул Крэбб.
— Забыли Нотта, кретины?
— Нам мозги не положены, ума у нас нет, так что и сводить нас не с чего, — пожал плечами Грег. — К тому же ты бы ее заобливиэйтил бы, и Поттер ничего не узнал бы.
— Во-первых, — Драко постарался утопить накрывший его таки ужас рациональными аргументами, — ни одному из нас, в отличие от нее, еще нет семнадцати. Так что там сразу от профессоров не продохнуть стало бы. На Астрономическую Башню ее тащить, придурки?
— А зачем тащить? — удивился Крэбб. — Ты приказал бы — она сама и пришла б, как миленькая. Очень, хех, миленькая. Для грязнокровки, конечно. А она ж ничо так, бодренькая, быстро добежала бы.
Гойл внезапно побледнел.
— Ну или квоффл же не обязательно в то самое кольцо загонять, еще ж два имеются! — торжествующе добавил Крэбб.
— Дурак ты, Винс, — неожиданно-обеспокоенно возразил Гойл. — И я тоже дурак, что предложил. Босс же ее что-то там чинить заставил. Сложное и арифмантическое, да и с рунами еще, наверное: как раз по ней. Так что поэтому она, наверное, и не сопротивлялась особо, и бодренькая, как ты говоришь, была. Я думаю, если бы он ее просто попросил, она бы сама эту штуку починила: даже не за золото, а так, из интереса. А это… Она и так не слишком-то похожа была на вглухую импернутую, а я таких в щелочку навидался, когда отец… — он замолк.
— То-то и оно. И даже если бы все получилось — это был бы последний трах в вашей жизни, ребята. Если бы, точнее, не если бы, а когда… В общем, когда Сами-Знаете-Кто — и я даже не о Поттере — узнал бы, что вы ее используете не для выполнения его задания, а для почесывания палочек… К тому же у вас, дебилов, и палочек-то тогда не было, а только дырочки.
— Ага, — расплылся в мерзкой ухмылке Крэбб, — ма-а-аленькие такие…
— И вот что. Будете опять на посту спать и мечтать о… всяком-разном, как тогда… Ну, или всякое-разное же рассматривать, не обращая внимания на коридор… Я тогда снова напою вас зельем и представлю… отцу. А то что-то у вас мыслей об этом самом много, так что он может и пойти вам навстречу. Поняли?
— Поняли, — пискнул Крэбб.
— Но что-то мне теперь совсем не хочется больше вот так вот… — нахмурился Гойл, тоже явно испуганный.