Гарри Поттер и Принц-полукровка

Спустя час или около того Огрид и Дивангард начали провозглашать всякие несуразные тосты: за «Хогварц», за Думбльдора, за эльфийское вино, за...

— Гарри Поттера! — взревел Огрид, опрокидывая в рот четырнадцатую кружку и обливая вином бороду.

— Точно, точно! — невнятно выкрикнул Дивангард. — За Парри Готтера, избранного мальчика, который... или... ну... как там это говорится, — промямлил он и тоже осушил свою кружку.

Вслед за тем Огрид опять впал в слезливость и всучил Дивангарду единорожий хвост. Дивангард запихал его в карман с криками:

— За дружбу! За щедрость! За десять галлеонов волосок!

Потом они сидели рядышком, обнявшись, и распевали длинную печальную песнь о смерти колдуна Одо.

— А-а-а-а, лучшие умирают молодыми, — пробормотал Огрид, слегка окосев, и уронил голову на руки. Дивангард продолжал руладить. — Мой папаша, к примеру... или твои мамка с папкой, Гарри...

Крупные слёзы поползли из морщинистых глаз Огрида; он схватил Гарри за руку и сильно её потряс.

— ...лучше колдунов я не знал... ужас... ужас...

Дивангард жалобно голосил:

И Одо-героя домой принесли,
Где знали его пареньком,
На смертном одре он лежит бездыхан,
Колпак наизнанку на нём.
Волшебная палочка хрусть,
О ужас, о горе, о грусть!

— ...ужас, — в последний раз шумно вздохнул Огрид, уронил набок большую лохматую голову и громко захрапел.

— Извиняюсь, — икнув, сказал Дивангард. — Хоть убей, не могу вытянуть мотив.

— Огрид говорил не о вашем пении, — тихо объяснил Гарри. — А о смерти моих родителей.

— О! — воскликнул Дивангард, подавляя сильную отрыжку. — Ой, мама... Да, это... действительно ужас. Ужас... ужас...

Он явно не знал, что ещё сказать, и удовольствовался тем, что заново наполнил кружки.

— Ты, наверное... ничего не помнишь? — неловко поинтересовался он.

— Нет... мне же был всего год, — ответил Гарри, глядя на пламя свечи, колышущееся от Огридова храпа. — Но потом я довольно много выяснил. Папа умер первым, вы знали?

— Я? Нет, — глухо откликнулся Дивангард.

— Да... Вольдеморт убил его, переступил через труп и направился к маме.

Дивангард содрогнулся, но не мог оторвать потрясённого взгляда от лица Гарри.

— Он велел ей отойти, — безжалостно продолжал тот. — Он мне говорил, что ей незачем было умирать. Его интересовал только я. Она могла спастись.

— Святое небо, — выдохнул Дивангард. — Она могла... ей было незачем... какой кошмар...

— И впрямь, да? — почти шёпотом произнёс Гарри. — А она даже не шелохнулась. Папа уже умер, но она не хотела, чтобы я тоже погиб. Она умоляла Вольдеморта... а он смеялся...

— Хватит! — неожиданно выкрикнул Дивангард, выставляя вперед трясущуюся руку. — Честное слово, мой мальчик, довольно... я старый человек... я не могу... не хочу слушать...

— Я совсем забыл, — соврал Гарри, вдохновляемый фортуной фортунатой, — она ведь вам нравилась, верно?

— Нравилась? — повторил Дивангард, и его глаза наполнились слезами. — Да представить невозможно, чтобы кто-то узнал её и не полюбил... такая храбрая... такая весёлая... всё это такой ужас...

— А вы не хотите помочь её сыну, — упрекнул Гарри. — Она отдала мне жизнь, а вам жалко воспоминания.

Хижину наполнил рокочущий храп Огрида. Гарри не отрываясь смотрел во влажные глаза Дивангарда. Тот, казалось, не мог отвести взгляда.

— Не говори так, — прошептал он. — Это не потому... если бы это помогло, тогда конечно... но ничего не изменится...

— Изменится, — чётко и ясно сказал Гарри. — Думбльдору нужна информация. Мне нужна информация.

Он не боялся: фортуна фортуната обещала, что утром Дивангард ничего не вспомнит. Глядя ему прямо в глаза, Гарри чуть подался вперёд:

— Я — Избранный. Я должен его убить. Мне нужно ваше воспоминание.

Дивангард страшно побледнел; его гладкий лоб заблестел от пота.

— Ты — Избранный?

— Разумеется, — спокойно подтвердил Гарри.

— Но тогда... прекрасный мой мальчик... ты просишь многого... по сути, ты просишь помочь уничтожить...

— Вы не хотите избавить мир от колдуна, убившего Лили Эванс?

— Гарри, Гарри, конечно, хочу, но...

— Боитесь, что он узнает о вашем участии?

Дивангард молчал; он был смертельно напуган.

— Будьте смелым, как моя мама, профессор...

Дивангард прижал к губам трясущуюся пухлую ручку; сейчас он напоминал младенца-переростка.

— Я совсем не горжусь... — сквозь пальцы прошептал он. — Напротив, стыжусь того, что... показывает воспоминание... боюсь, в тот день я совершил страшное...

— Вы всё исправите, если передадите воспоминание мне, — ответил Гарри. — Это будет очень смелый и благородный поступок.

Огрид вздрогнул во сне и захрапел снова. Дивангард и Гарри смотрели друг на друга поверх догорающей свечи. Молчание длилось и длилось, но фортуна фортуната велела Гарри не прерывать его, ждать.