— Чтобы преподавать в «Хогварце», не обязательно состоять в Ордене, — с плохо скрытым презрением сказал Гарри. Мог ли он сочувствовать капризному Дивангарду, помня, что Сириус жил в пещере и питался крысами? — Учителей в Ордене совсем мало, и никого ещё не убили, разве что Страунса, но тот сам виноват — работал на Вольдеморта.
Гарри был уверен, что Дивангард из тех, кто боится страшного имени, и точно: толстяк содрогнулся и возмущённо ахнул. Не обратив на это внимания, Гарри продолжил:
— Вообще, пока Думбльдор директор, преподаватели защищены лучше всех; известно ведь, что Вольдеморт одного Думбльдора и боится.
Дивангард молча смотрел в пространство, очевидно обдумывая услышанное, а потом будто нехотя пробормотал:
— Да, верно, Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут никогда не бросал вызов Думбльдору... И вот ещё что: я же не присоединился к Упивающимся Смертью, и Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут вряд ли числит меня своим другом... Значит, безопаснее возле Альбуса... Не стану лукавить, смерть Амелии Боунс меня потрясла... если уж она, при всех знакомствах и связях в министерстве...
Вернулся Думбльдор. Дивангард вздрогнул, точно совершенно о нём забыл.
— А, вот и ты, — сказал он. — Что так долго? Желудок не в порядке?
— Нет, на мугловые журналы засмотрелся, — ответил Думбльдор. — Обожаю узоры для вязания. Гарри, пожалуй, мы с тобой злоупотребили гостеприимством Горация. Нам пора.
Гарри без тени сожаления вскочил с кресла. Зато Дивангард приуныл:
— Уже?
— Да, пора. Я прекрасно вижу, когда дело проиграно.
— Проиграно?..
Дивангард заволновался. Он нерешительно крутил толстыми большими пальцами, глядя, как Думбльдор застёгивает пуговицы на дорожном плаще, а Гарри — молнию на куртке.
— Ну-с, дорогой Гораций, очень жаль, что тебя не заинтересовало моё предложение. — Думбльдор, прощаясь, поднял здоровую руку. — Мы в «Хогварце» были бы рады твоему возвращению. Но если захочешь нас навестить, милости просим. Примем, несмотря на всю самоновейшую защиту.
— Да... что ж... очень любезно... как я сказал...
— Тогда до свидания.
— До свидания, — попрощался и Гарри.
Они уже выходили, когда сзади раздался крик:
— Ну хорошо, хорошо, согласен!
Думбльдор обернулся к Дивангарду. Тот, задыхаясь, стоял на пороге гостиной.
— Согласен забыть об отдыхе?
— Да, да, — нетерпеливо закивал Дивангард. — Пусть я сумасшедший, но согласен.
— Чудесно, — просиял Думбльдор. — Тогда, Гораций, надеюсь увидеться первого сентября.
— Да уж непременно, — проворчал Дивангард.
Уже на садовой дорожке до Гарри и Думбльдора донеслось:
— Я потребую прибавки жалованья!
Думбльдор коротко хохотнул. Калитка захлопнулась, и они в темноте и клубящемся тумане стали спускаться с холма.
— Молодец, Гарри, — похвалил Думбльдор.
— Я же ничего не сделал, — удивился тот.
— Ещё как сделал. Ты показал Горацию, сколько он выиграет, вернувшись в «Хогварц». Он тебе понравился?
— Э-эм...
Гарри не знал, что ответить. Дивангард был по-своему приятен, но слишком тщеславен и вопреки всем заверениям слишком удивился, что из муглорождённой получилась хорошая ведьма. Впрочем, Думбльдор избавил Гарри от необходимости всё это высказывать.
— Гораций, — заговорил он, — очень любит спокойную жизнь. А также общество знаменитых, успешных и облечённых властью людей. Ему приятно сознавать, что он оказывает на них влияние. Сам он на трон никогда не стремился; с его точки зрения, удобней сидеть сзади — можно, образно выражаясь, вытянуть ноги. В «Хогварце» он непременно выбирал себе любимчиков — за целеустремлённость, ум, обаяние или талант, причём обладал прямо-таки сверхъестественным чутьём на будущих звёзд. Гораций создал нечто вроде клуба фаворитов и помогал завязывать полезные знакомства, обязательно с выгодой для себя, не важно какой, будь то бесплатная коробка любимых ананасовых цукатов или возможность порекомендовать своего человечка в отдел по связям с гоблинами.
Гарри живо представил огромного жирного паука, который безмолвно плетёт свою сеть и периодически дёргает за ниточки, чтобы подтащить поближе большую сочную муху.
— Я рассказываю всё это, — продолжал Думбльдор, — не для того, чтобы настроить тебя против Горация — видимо, теперь его следует называть «профессор Дивангард», — но чтобы ты был настороже. Он, без сомнения, попытается включить тебя в свою коллекцию. Ты станешь главной его драгоценностью: подумайте, сам мальчик, который остался жив... или, как тебя нынче величают, Избранный.
Гарри пробрал озноб, причём совсем не из-за тумана. Он вспомнил слова, услышанные несколько недель назад; пророчество, наполненное для него особым, ужасным звучанием:
Думбльдор остановился напротив церкви, мимо которой они проходили по пути к Дивангарду.
— Пожалуй, достаточно. Будь любезен, возьми меня за руку.