ГАРРИ: Профессор Дамблдор, в моем кабинете, — какая честь! Сегодня я должен быть в центре событий?
ДАМБЛДОР: Что ты делаешь?
ГАРРИ: Разбираю бумаги, смотрю, не пропустил ли чего-нибудь важного. Собираю силы для борьбы в том ограниченном смысле, в каком она нам доступна, зная, что настоящий бой кипит вдалеке от нас. А что мне еще делать?
Где вы были, Дамблдор?
ДАМБЛДОР: Сейчас я здесь.
ГАРРИ: Да, когда битва уже проиграна. Или вы станете отрицать, что Волан-де-Морт вернется?
ДАМБЛДОР: Это… возможно.
ГАРРИ: Уходите. Прошу вас. Я не хочу, чтобы вы были здесь, вы не нужны мне. Вы ни разу не появились в самые важные минуты. Я трижды противостоял ему без вас. И если надо, я снова сражусь с ним — один.
ДАМБЛДОР: Гарри, ты думаешь, мне не хотелось сразиться с ним вместо тебя? Я пощадил бы тебя, если бы мог…
ГАРРИ: «Любовь ослепляет нас»? Да знаете ли вы, что это значит? Знаете ли, насколько плох был этот совет? Мой сын… мой сын сражается за нас в точности так же, как мне приходилось сражаться за вас. И я оказался для него таким же плохим отцом, каким вы были для меня. Он тоже чувствовал, что его не любят… и в нем копилась обида, для осознания которой требуются годы…
ДАМБЛДОР: Если ты о Тисовой улице, то…
ГАРРИ: Годы! Целые годы я провел там один, не зная, ни кто я такой, ни почему я там очутился… уверенный, что не нужен ни единой живой душе!
ДАМБЛДОР: Я… не хотел слишком к тебе привязываться…
ГАРРИ: Вы защищали себя — даже тогда!
ДАМБЛДОР: Нет. Я защищал
Но в конце концов мне пришлось с тобой встретиться… тебе было одиннадцать, и ты был таким смелым. Таким славным! Ты без жалоб пошел по дороге, которая перед тобой открылась. Конечно, я любил тебя… и знал, что все это повторится снова… что если я кого-то люблю, это приведет к непоправимым бедам. Мне нельзя любить… моя любовь всегда причиняла вред тем, кого я любил.
ГАРРИ: Вы навредили бы мне меньше, если бы сказали все это тогда.
ДАМБЛДОР
ГАРРИ: Неправда, что я никогда не жаловался.
ДАМБЛДОР: Гарри, в этом запутанном, полном переживаний мире никогда не бывает совершенных ответов. Совершенство недосягаемо для людей, недосягаемо для магии. В каждом мгновении самого невероятного счастья есть эта червоточинка — знание, что боль придет снова. Будь честен с теми, кого ты любишь, — не прячь свою боль. Страдать для человека так же естественно, как дышать.
ГАРРИ: Однажды вы уже говорили мне это.
ДАМБЛДОР: И это все, что я могу сказать сегодня.
ГАРРИ: Не уходите!
ДАМБЛДОР: Те, кого мы любим, никогда не покидают нас совсем, Гарри. Есть вещи, которые не может изменить даже смерть. Краски… воспоминания… и любовь.
ГАРРИ: Я тоже любил вас, Дамблдор.
ДАМБЛДОР: Я знаю.
ДРАКО: Ты знаешь, что в той, другой реальности — там, где побывал Скорпиус, — Отдел магического правопорядка возглавлял я? Возможно, этот кабинет вскоре будет моим. Да что с тобой?
ГАРРИ: Входи. Я покажу тебе, где здесь что.
ДРАКО: Да вот в чем беда: я никогда не хотел стать чиновником. Даже в детстве. Отец только об этом и мечтал… а я нет.
ГАРРИ: А чего ты хотел?
ДРАКО: Играть в квиддич. Но у меня не хватило таланта. А по большей части я просто хотел быть счастливым.
Извини, я не любитель светской болтовни. Давай перейдем к делу?
ГАРРИ: Конечно. К какому делу?
ДРАКО: Как ты полагаешь, маховик времени остался только у Теодора Нотта?
ГАРРИ: Что?
ДРАКО: Маховик времени, конфискованный министерством, был просто моделью. Из недорогого металла. Да, действующей. Но он мог переносить в другое время лишь на пять минут — это серьезный недостаток в глазах истинных коллекционеров и знатоков Темной магии.
ГАРРИ: Так Теодор работал на тебя?