Гарри Поттер и Реликвии Смерти

Гарри рассмеялся: ему пришла в голову безумная идея. Но одновременно пришло и осознание её нелепости. Его палочка, вспомнил он, сделана из остролиста, а не из бузины, и создал её Олливандер, а не Cмерть. Так что неважно, что она там сделала той ночью, когда он убегал от Волдеморта. И, будь она непобедимой, разве сломалась бы?

— Так почему ты выбрал бы камень? — спросил его Рон.

— Ну, если бы стало возможно возвращать мёртвых, мы могли бы увидеть Сириуса… Дамблдора, Шизоглаза… Моих родителей.

Ни Рон, ни Гермиона не улыбнулись.

— Но если верить барду Бидлу, они не захотели бы вернуться, так ведь? — Гарри раздумывал над только что услышанной сказкой. — Вряд ли о камнях, возвращающих мёртвых, рассказывают много легенд, да? — спросил он Гермиону.

— Нет, — печально ответила она. — Сомневаюсь, что кто-то, кроме мистера Лавгуда, способен поверить в такую возможность. Бидл мог позаимствовать мотив философского камня. Ну, понимаете, вместо камня, который делает людей бессмертными, камень, который возрождает мёртвых.

Запах из кухни становился сильнее. Он походил на запах горящего нижнего белья. Гарри засомневался, что сможет съесть хоть чуточку, даже чтобы пощадить чувства Ксенофилиуса.

— А как насчёт плаща? — медленно произнёс Рон. — Вы же понимаете, что он прав? Я так привык к плащу Гарри и всем его достоинствам, что ни разу не задумался: ведь я никогда не слышал о чём-то подобном. Он поразительно надёжный — нас никогда не замечали, когда мы под ним…

— Конечно, нет, Рон, мы же были невидимыми!

— Но всё, что он говорил про остальные плащи, — это правда! А они не десять кнатов стоят, знаете ли. Никогда не задумывался об этом раньше, но я слыхал истории про то, как заклинания с годами переставали работать или как на плащах появлялись дырки от заклятий… Плащ Гарри достался ему от отца, то есть он совсем не новый, так ведь? Но он же просто… он просто совершенен!

— Да, Рон, это всё верно, но камень…

Пока они шёпотом переругивались, Гарри прошёлся по комнате, слушая друзей в пол уха. Дойдя до винтовой лестницы, он бросил взгляд на комнату этажом выше и мгновенно отвлёкся. С потолка на него смотрело его собственное лицо. После минутного замешательства он понял, что это не зеркало, а рисунок. Заинтересовавшись, он начал подниматься по лестнице.

— Гарри, что ты делаешь? Не ходи туда, пока его нет!

Но Гарри уже дошёл до верхнего этажа. Луна украсила потолок своей комнаты пятью красиво нарисованными портретами: Гарри, Рона, Гермионы, Джинни и Невилла. Они не двигались, как портреты в Хогвартсе, но в них тоже была определённая магия. Гарри казалось, что они дышат. То, что он сначала принял за золотые цепи, переплетающиеся вокруг рисунков и соединяющие их вместе, после минутного рассмотрения оказалось одним и тем же словом, тысячи раз повторённым золотистыми чернилами: друзья… друзья… друзья… Гарри почувствовал приступ острой симпатии к Луне. Он осмотрелся вокруг себя. Над кроватью висела большая фотография маленькой Луны и женщины, очень похожей на неё. Они обнимались. Луна выглядела куда более опрятной на этой фотографии, чем Гарри когда-либо видел её в жизни. Фотография была пыльной — и это слегка удивило Гарри. Он оглянулся. Что-то было не так. Толстый слой пыли покрывал светло-голубой ковёр. В шкафу с приоткрытыми дверцами не было одежды, кровать выглядела холодной и неприветливой, как будто в ней неделями никто не спал. Одинокая паутина растянулась на ближайшем окне напротив кроваво-красного неба.

— Что случилось? — спросила Гермиона у спускавшегося по лестнице Гарри.

Но прежде чем он ответил, Ксенофилиус поднялся из кухни с подносом, полным тарелок.

— Мистер Лавгуд, — спросил Гарри, — где Луна?

— Прошу прощения?

— Где Луна?

Ксенофилиус замер на верхней ступеньке.

— Я… Я уже сказал вам. Она под мостом, ловит плимпов.

— Тогда почему Вы принесли только четыре тарелки?

Ксенофилиус попытался ответить, но не смог произнести ни звука. Слышался только шум работы печатного станка и лёгкое позвякивание посуды на подносе, дрожащем в руках Ксенофилиуса.

— Я думаю, Луны здесь нет уже несколько недель, — сказал Гарри. — Её одежды нет, на постели никто не спал. Где она? И почему Вы постоянно выглядываете в окно?

Ксенофилиус уронил поднос. Тарелки грохнулись на пол и разбились; Гарри, Рон и Гермиона вытащили палочки. Рука Ксенофилиуса замерла на полпути к карману. В этот момент из печатного станка вывалилось сразу много «Проныр», и они разлетелись по полу. Станок, наконец-то, замолчал. Гермиона наклонилась и подобрала один из журналов, всё ещё направляя палочку на мистера Лавгуда.

— Гарри, посмотри-ка сюда.

Гарри как мог быстро подошёл к ней, продираясь сквозь груды журналов. На обложке «Проныры» красовалась его собственная фотография, украшенная надписью «Неугодный № 1», с суммой награды вместо заголовка.

— «Проныра» сменил позицию? — холодно спросил Гарри. Его мозг работал очень быстро. — Так вот что Вы делали, когда ходили в сад, мистер Лавгуд? Отправляли сову в Министерство?

Ксенофилиус облизнул губы.