Двести пятая не стала спорить, но и не отвела глаз. Даже засыпая, Эштон чувствовал место у себя на затылке, пониже чипа, куда она смотрела.
Теперь она всюду ходила за ним по пятам – так же, как он когда-то ходил за Сорок первым, мешая бегать к продовольственным складам. Проведя так дней десять и крепко оголодав, Эштон понял, что проще всего сделать ее своей преемницей. Но для этого надо научить ее драться и побеждать – а это была задача, за которую он даже не знал, как взяться.
Эштон не доверял Двести пятой – но еще меньше доверял себе. Его тело выживало само, он понятия не имел, как оно это делает. Он не мог обучить ее тактике и стратегии ведения боя, потому что сам не имел ни тактики, ни стратегии; только чужие мысли позволяли ему вести бой на пару шагов впереди, там, где исход поединка уже решился.
Сорок первый разбирался в человеческих сознаниях; Эштон просто их видел. С каждым новым боем – даже тренировочным – он всё яснее понимал разницу между «видеть» и «читать», о которой говорил старичок в синем комбинезоне.
Иногда – очень редко – ему всё же удавалось ускользнуть от вездесущего взгляда Двести пятой. Тогда Эштон мчался к складам, не разбирая дороги. Он научился различать продукты по вкусу и питательности. Фрукты и другая растительная пища бодрили, но почти не насыщали. Продолговатых яиц хватало на дольше. Самыми питательными были толстые полосатые личинки с мягкими лапками, похожими на шевелящиеся волоски.
Личинки назывались «нари», и ели их живыми. Их надо было высасывать через единственное круглое отверстие, тщательно избегая острых костяных пластин, расположенных внутри: с их помощью личинки вгрызались в стволы деревьев, питаясь соком и смолой до тех пор, пока не наступал период окукливания. Тогда их толстая мягкая кожа твердела, превращаясь в броню, а потом раскалывалась, выпуская наружу полупрозрачное существо, целиком состоящее из тонких хитиновых крыльев. Оторвать личинку от ствола, не убив при этом, можно было только перед самым окукливанием, поэтому в Городе нари были редким и дорогим деликатесом. Если дела Ангара шли хорошо, Халид заказывал их у торговцев с Периферии. Самые толстые отправлялись на стол к мастеру Сейтсе, а парочка полудохлых тайком перепадала Эштону.
С некоторых пор Халид выделял его среди остальных, давая поблажки на тренировках и подкармливая личинками нари. Пару раз, проходя мимо, он даже почесал Эштону место между ноздрями – тело отзывалось на осторожное прикосновение легкими мурашками, заставляя Эштона жмуриться от удовольствия.
Особой загадки в этом не было: Халид был благодарен ему за доставку активатора, который помог освободить Сто шестьдесят пятую. Время от времени Эштон видел ее среди поставщиков, приезжавших с Периферии на своих пропыленных гиросферах. Она спрыгивала на землю и просто стояла возле своего товара, поводя головой и перебирая тонкими хитиновыми лапками, пока не подходил Халид. Они перебрасывались ничего не значащими фразами, Сто шестьдесят пятая забиралась обратно в гиросферу, а Халид подзывал рабочих драков разгружать ящики с фруктами.
В такие моменты даже с плотно закрытой пастью Эштон чувствовал острое счастье, переполнявшее сознание прима. Его обычный охристый запах становился горячим и сладким – так пахнет хлеб, только что вынутый из печи. Даже не глядя в сторону гиросферы, в которой сидела его Иффи-фэй, Халид всё равно ощущал ее присутствие, и оно заставляло его маленькие темно-красные глазки блестеть, как две капельки крови.
Иногда, засмотревшись на них, Эштон думал о Мие. Он представлял, как она входит в Ангар в какой-нибудь нелепой тушке, лишенная всего, что он когда-то знал в ней и любил, и смотрит на чешуйчатую фиолетовую рептилию с алыми костяными гребнями, припавшую к земле перед броском. Чем бы пахло ее сознание, кроме страха за свою жизнь? Чем оно пахло там, на Земле, в тот момент, когда она прошептала, что умрет вместе с его сыном?
Он бы дорого дал за то, чтобы никогда этого не узнать. Впрочем, напомнил себе Эштон, он и так уже заплатил за свое незнание жизнью Мии – и целой вечностью сожаления и раскаяния, простиравшейся перед ним, как бескрайняя гладь океана. Мия никогда не сможет попасть на Гарторикс; лишив ее бессмертия, он получил эту долбаную планету в свое полное распоряжение.
– …Ты не сможешь бегать от нее постоянно, – хрупкий голос бесцеремонно прозвучал у него в голове.
Эштон обернулся и увидел, как старичок хлопает по штанине синего комбинезона, выбивая пыль и песок из швов.
– Я уже от нее сбежал, – неприязненно произнес Эштон. Манера старичка вклиниваться в ход его мыслей так, словно это был популярный интерактивный подкаст, с каждым днем раздражала его всё больше.
– Непохоже, – хмыкнул старичок, глядя куда-то влево.