Гарторикс. Перенос

Негромкий холодный голос раздался прямо над головой Эштона, и он испуганно зажмурился.

– Вроде да, – сказал другой голос со знакомым странным акцентом. – Гребни необычного цвета, я запомнил. И полосы над ушами.

– Не думала, что он выживет, – произнес первый голос, совершенно не похожий на женский.

– Я же говорил, он здоровый, – буркнул второй. – Как думаешь, его заберут в D13?

– Не знаю, – Эштон мог поклясться, что обладательница холодного мужского голоса равнодушно пожала плечами. – Он выжил, а нас не отправили на Периферию. Это всё, что меня заботит.

Рычание и хрипы, наполнявшие коридор, почти затихли, Эштон услышал удаляющиеся шаги. Приоткрыв один глаз, он увидел человекообразного в кольчуге, с рифлеными рогами, причудливо загнутыми на затылке, и приземистую обезьяну с алой кисточкой на хвосте. Они направлялись к соседней клетке, где щелкала пастью последняя перевозбужденная рептилия в ярко-синих пятнах.

Наступившая тишина еще долго не нарушалась даже случайным вздохом. Те рептилии, кому удалось избежать парализатора, свернулись клубками, изредка сверкая по сторонам желтыми или зелеными глазами. Обездвиженные медленно приходили в себя, ворочаясь и зализывая ожоги длинными раздвоенными языками.

Эштон постепенно привыкал к габаритам своего нескладного тела и уже не задевал решетку хвостом или шпорами при малейшем движении. На самом кончике морды у него обнаружилось нежное чувствительное место, а по обеим сторонам верхней челюсти – длинные щели ноздрей. Всё его тело покрывала прочная чешуя. В спокойном состоянии она переливалась красивым фиолетовым цветом, выгодно оттеняя алые шипастые гребни на руках и хвосте; у других рептилий гребни были гораздо бледнее, в диапазоне от нежно-фиолетового до зеленого. Но стоило ему разозлиться, как чешуйки на животе и руках наливались пурпуром, а от испуга чешуя шла синими пятнами и полосами, так что при одном только взгляде можно было сразу понять, что у него на уме.

Неясно было, может ли он этим как-то управлять: собственная физиология оставалась для него пока загадкой. Его тело реагировало на боль, холод, резкие звуки и ощущение опасности чужими и неизвестными ему способами, и потому Эштон скоро перестал пытаться его контролировать, а просто наблюдал. Он видел, что другие рептилии делают то же самое, и это давало неплохие результаты: постепенно они научились держать равновесие, стоя на ногах, и даже махать хвостом, не опрокидываясь при этом набок.

Раздумья Эштона прервало появление двух обезьян, которые тащили за собой небольшую клетку на колесах, до отказа набитую клекочущими полузадушенными птицами. Остановившись возле Кевина, обезьяны копьями отогнали его от решетки и, открыв окошко у самого пола, протолкнули туда трепыхавшуюся птицу.

Увидев Кевина, птица – размером с хорошую собаку – закудахтала, растопырив жалкие обрубки крыльев, и клюнула его в ногу. Кевин поджал когтистую ступню и отодвинулся; осмелевшая птица пошла на него, угрожающе клекоча. Обезьяны расхохотались и направились к клетке Эштона.

Он быстро отошел к стене, чтобы избежать копья. Обезьяны сунули ему птицу, заперли окошко и пошли дальше. Птица заклекотала; Эштон переступил с ноги на ногу и потянул носом, не зная, что с ней делать, – но тут в голову ему ударил запах горячих перьев, и тело решило за него.

Он опустился на все четыре конечности, припав к земле. Над головой просвистел хвост, и костяная пика с треском вспорола птице живот. В ту же секунду тяжелые челюсти сомкнулись вокруг мягкой кожистой шеи, что-то хрустнуло, и прямо в глотку Эштону потекла густая горячая жидкость с привкусом сырого железа. Птица сучила ногами и подергивалась в пасти, перья лезли в глаза и ноздри – чувство невыносимого отвращения пронзило Эштона, но тело жадно высасывало кровь из умирающей жертвы, стараясь не уронить ни капли, и в конце концов он сдался. Он позволил себе насытиться, но, подняв голову, встретился глазами с Кевином – морда у того была в окровавленных перьях – и отвернулся.

Едва с птицами было покончено, как коридор наполнился топотом и лязгом. В центре коридора раскрылись железные люки, из люков поползли наверх длинные толстые брёвна. Просовывая сквозь решетки металлические палки с петлями на концах, обезьяны накидывали петли на шеи и хвосты рептилий, а потом выводили их из клеток и пристегивали к бревнам по трое с каждой стороны. Меж собой брёвна были соединены цепями – Эштон, пристегнутый наискосок от Кевина, сразу же вспомнил пневмопоезд, в который любил играть Ави, рассаживая всех доступных ему детей и взрослых на полу друг за другом и восторженно вереща «У-у-у-у!».

– Карантин окончен, – раздался чей-то голос далеко впереди, и Эштон, прищурившись, разглядел в конце коридора большую группу человекообразных. – Сейчас вас разберут по Ангарам. Пошли!

Обезьяны забегали вдоль цепи, подгоняя растерянных рептилий электрокопьями. Процессия медленно двинулась по коридору – туда, где с протяжным скрежетом поднималась железная заслонка, за которой в ослепительном белом сиянии волновалось море незнакомых звуков и запахов.