Гарторикс. Перенос

После истории с бригенами Эштон твердо решил ни на шаг не отходить от Сорок первого, даже если придется от него защищаться. Вне Арены Сорок первый избегал открытых столкновений, предпочитая решать возникающие проблемы малой кровью – как он говорил, с помощью человеческих мозгов, а не тренированной рептильной тушки. Эштон не представлял для него проблемы, он просто был тенью – молчаливой, внимательной, маячившей где-то сзади, чуть дальше, чем доставал удар хвостовой пики. И постепенно Сорок первый смирился с его присутствием и даже, казалось, привык.

Иногда их выпускали из барака размяться. Больше всего это напоминало тюремные прогулки, о которых Эштон читал в старинных документальных романах, посвященных судьбам давно забытых борцов за всеобщее справедливое будущее. Другие драки бегали наперегонки, валялись в горячем песке арены или чесали спинные гребни о раскаленные стены рабочих бараков, слушая завистливые вздохи запертых внутри собратьев, – Сорок первый никогда не участвовал в этих нехитрых развлечениях. Он вообще старался не двигаться без нужды. Выйдя из барака, он сразу находил себе ямку в песке потеплее и спокойно лежал, растопырив на солнце гребни и лениво прикрыв глаза. Очень скоро его переставали замечать, и даже Эштон, который старался не выпускать Сорок первого из виду, мог бы поклясться, что вместо него на арене лежит забытый тренировочный снаряд, занесенный песком.

Когда Сорок первый исчез впервые, Эштона охватила паника. Повертев головой, он увидел Ролло, который как ни в чем не бывало сидел на краю арены, свесив ноги и оживленно болтая с надсмотрщиками-сектами. В руке у него был электрокнут – и Эштон поежился, представив, что́ сделают со всем бараком, не обнаружив там Сорок первого.

Вскоре Ролло лениво поднялся и пару раз щелкнул электрокнутом в воздухе. Драки нехотя потянулись к бараку. Далеко впереди среди переливчатых спин и гребней мелькнули ярко-зеленые. Перейдя на быструю рысь, Эштон обогнал отстающих и у самого входа в барак увидел Сорок первого, который уже заходил внутрь.

Расспрашивать его было бесполезно, так что Эштон просто дождался очередной прогулки и молча улегся в песок рядом с ним. Сорок первый скользнул по нему равнодушным взглядом и аккуратно обернул себя хвостом, подперев морду пикой.

Всякий раз Сорок первый выбирал на арене новое место, оказываясь то у одного ее края, то у другого, и Эштону далеко не сразу удалось уловить закономерность.

Надсмотрщики уже привыкли, что в песке всё время кто-то лежит, и следили только за драками, которые двигались. Улучив момент, Сорок первый зеленоватой тенью скользил к стене, ловким, почти обезьяньим движением влезал на нее и исчезал в просвете между бараками. Возвращался он всегда за пару минут до того, как над ареной раздавался щелчок электрокнута, – и всегда в другое место.

Как-то раз Эштон заметил, как Сорок первый выскальзывает из-за складского барака, что-то быстро дожевывая. Спрыгнув на арену, он потер морду о песок – на песке осталась пара клочков окровавленной шерсти. В другой раз он выкатился из прохода между двумя боевыми бараками, блестя глазами, и даже не огрызнулся на Восемнадцатого, который демонстративно кувыркался в песке под самой стеной, взбивая фонтаны горячей пыли.

В конце концов Эштон не выдержал. Во время очередной прогулки, когда Сорок первый скользнул к стене и скрылся, он выждал пару минут и, выбравшись с арены, пошел следом.

Прокравшись между тонкими стенками, за которыми кто-то тяжело вздыхал или фыркал, он оказался в лабиринте оружейных складов Ангара.

Вокруг не было ни души. Белое солнце стояло в зените; раскаленный воздух дрожал и плавился между огромными металлическими коробками, поставленными друг к другу так близко, что Эштон на поворотах задевал боковыми гребнями углы. Стараясь не думать, удастся ли вовремя найти дорогу назад, он продвигался вглубь складов, напряженно прислушиваясь к каждому шороху.

За очередным поворотом обнаружился навес, под которым лежали пустые гиросферы и сваленные в углу металлические обручи. Эштон подошел ближе и, приоткрыв пасть, втянул в себя воздух, пахнущий горячим металлом, пылью и еще чем-то незнакомым, чем всегда пахли обручи гиросфер, возвращавшихся с выездов.

– По пути на Арену есть район, где живут птеры.

Насмешливый голос раздался прямо у него за спиной. Эштон крутанулся на месте, едва не вывихнув себе колено, и с облегчением увидел Сорок первого, по-кошачьи сидящего в проходе между складскими помещениями.

– Ты думаешь, это запах свободы, – фыркнул Сорок первый, похлопывая по земле хвостовой пикой. – А это просто птичье дерьмо.

– Так, значит, ты для этого сюда ходишь? – проворчал Эштон. – Чтобы его нюхать?

Сорок первый приоткрыл пасть. Что-то в его ярко-зеленых глазах изменилось, и Эштон вдруг отчетливо вспомнил, как серьезное лицо Мии словно бы освещалось изнутри перед тем, как она улыбнется.

– Долго же ты собирался, – равнодушно сказал Сорок первый. – Я весь хвост себе отсидел.