Гарторикс. Перенос

В каменном колодце они провели четыре дня. Время от времени боевых драков выводили на площадку, давая размяться. Молодые завистливо наблюдали за ними из-за решеток. На третий день молодых покормили, бросив в клетки по паре тощих жилистых птиц – оголодавшие рептилии не оставили от них ни перышка. Боевых драков не кормили вовсе; с каждым днем они становились всё беспокойнее и злее – кроме Сорок первого, который просто лежал в клетке, экономя силы.

Труднее всего ожидание давалось Семьдесят шестому. Он огрызался на молодняк из соседних клеток и в ярости бросался на решетку, стоило только надсмотрщикам выкатить из подсобного тоннеля тележки с птицами.

На четвертый день в колодец пришел мастер Сейтсе. Семьдесят шестого и Сорок первого вывели из клеток. Один из надсмотрщиков, что был поменьше, протиснулся к деревцу и, достав нож, сделал глубокий надрез на гладкой синеватой коре. Из-под ножа брызнула прозрачная жидкость. Тогда надсмотрщику передали длинный узкий желоб, один конец которого он приставил к надрезу на стволе, а другой просунул наружу между прутьями. Мастер Сейтсе кивнул, и Семьдесят шестой мгновенно присосался к желобу, жадно причмокивая и ловя каждую каплю. Следом дали напиться Сорок первому.

В Ангаре драков никогда не поили: считалось, что всю необходимую их телам влагу они получают из крови своих жертв. Секты тоже не пили: они питались перезрелыми фруктами, которые так и сочились сладковатой жижей. Эштон пару раз видел, как бригены и примы прикладываются к кожаным флягам – их наполняли из огромных металлических бочек, которые привозили с Периферии. В них была та же прозрачная жидкость, что тонкой струйкой текла из хлипкого синеватого ствола.

– Что это? – спросил Эштон у Сорок первого, когда молодняк выпустили из клеток и построили перед выходом на Арену.

– Сок водяного дерева, – бросил тот, лихорадочно блестя глазами. – Вода.

Эштон хотел спросить, почему обычную питьевую воду приходилось добывать из ствола какого-то дерева, но тут ворота со скрипом поползли вверх, и колодец наполнился оглушительным многоголосым гулом.

Арена представляла собой гигантский кратер с песчаным дном, окруженный сплошной грядой скалистых холмов. Вырубленные в них ложи амфитеатром спускались вниз, обтекая открытый каменный балкон с резными перилами, на котором стоял десяток бригенов в ярких шелковистых балахонах, с нитками сверкающих драгоценных камней на рогах.

Крики, визги, щелчки и хрипы, стрекот, хлопанье крыльев, рычание – всё сливалось в единый рокот, заполняя огромную чашу Арены и отражаясь от стен. Больше всего это напоминало финал Лотереи в стеклянном шаре Селесты, – только в ложах, доверху забитых разряженными зрителями, не было ни одного человека.

Здесь были существа всех форм и размеров – от маленьких юрких примов в кожаных жилетах, схваченных широкими ремнями, до гладких блестящих сектов с розовыми присосками на тонких хитиновых лапках, от драков и бригенов с крашеными рогами до огромных неповоротливых птеров, которые недовольно озирались, то и дело встряхивая острыми разноцветными перьями.

Выход на Арену со стороны колодца сторожили два драка с алыми знаками ищеек на мордах.

– Первые в вас, – буркнул им мастер Сейтсе, выходя из тоннеля.

Торопливо обнюхав его и обоих боевых драков, ищейки пробормотали: «Во всех нас» – и расступились. Бригены в голубых кольчугах открыли решетчатый загон, в одну секцию загнали весь молодняк, в другой разместили надсмотрщиков с Семьдесят шестым и Сорок первым. Мастер Сейтсе поднялся наверх и занял ложу под балконом.

На противоположном краю Арены Эштон заметил еще один тоннель, предназначенный, видимо, для противников. У входа стояли бригены в кольчугах, но ищеек не было.

– Против драка может быть любое сознание, – рассеянно пояснил Сорок первый, пробуя раздвоенным языком воздух, дрожащий от всеобщего гомона. – Это не важно. Важна тушка – и ее оружие.

Его слова потонули в оглушительном рычании и стрекоте. На балкон выскользнули три больших мускулистых драка; Эштон разглядел на мордах золотые треугольники, перечеркнутые косыми линиями. Это были ищейки, и, судя по тому, как бригены расступились перед ними со страхом и почтением, они занимали более высокое положение, чем Майло и те, кто сторожил выход на Арену.

Следом за ищейками на балконе появились трое бригенов в длинных роскошных мантиях. У одного четыре мощных рога расходились над головой наподобие колючего нимба, у двух других спускались почти до плеч, загибаясь внутрь и образуя что-то вроде просторного костяного ворота.

Все трое подняли руки в приветствии. Обладатель нимба поднялся на постамент, на котором был установлен гигантский витой раструб, и над Ареной прогремел его многократно усиленный голос:

– Первые в вас, обитатели священного Города!

– Во всех нас!

Ответная волна прокатилась по Арене, придавив Эштона к земле. Приподняв голову, он увидел, что существа в ложах почтительно склонились перед вошедшими и замерли.

– Кто это? – прошептал он Сорок первому сквозь решетку.