Гать

Впрочем, особо жестить тоже не прикольно, потому как пару раз на нас тут натуральные облавы творились. Собираются злые мужики, окружают заброшку и ну выкуривать по одному, разве что не с собаками.

А ты смотри, с третьего этажа если соскочишь, можно и кость наружу получить. Один тут такой прыгнул впопыхах, год потом в больничке под грозным родительским взглядом проторчал. Шрамы, конечно, жутковатые от того, будет, чем похвастаться перед пацанами, однако дураков такое повторять чота нет.

А что есть, так это всякая прикольная шняга. Штырь, вон, гудрон со стройки жевать повадился. Ходит с черными зубами, людей пугает. Говорит, оттяг конкретный. Ну, не знаю, я лично предпочитаю всё натуральное. Смолу, лучше, конечно, жардели, она с кислинкой идет, к зубам не липнет. Но можно и черешни, она плотнее и не так вяжет.

Набьешь полный рот этой дряни и гоняешь весь день с пацанами, пока все не разжуешь. А что, питательно, натуральное все, токсин и радионуклеид запросто из организма выводит.

Интересный способ самовыражения, если подумать. Так-то человек в любой миг собственной жизни от чего-то зависит — от обчества, от хотелок своих, и от банальных физических потребностей — в первую голову. А тут сотри какая история — ты вроде как птичка перелетная — пьешь из лужи, питаешься подножным кормом, если надо — есть пара теплых подвалов в прямой доступности. Пересидеть, переждать рядом с бомжиками. И как будто ты и правда ни в чем больше не нуждаешься, покласть тебе с высокого этажа заброшки и на родителей, и на школу, и, смешно сказать, на государя-амператора. А ведь он в своих высоких палатах поди радеет о тебе, горемыке, старается, чтобы кров у тебя был и плов. Чай и молочай. Поп и приход.

А тут ты такой, весь из себя независимый. Недаром что ни день — все новые законы против, как они это называют, бродяжничества. А что, сегодня ты бродяжничаешь, где хочешь, а завтра и вовсе свалишь, куда тебе вольно заблагорассудится? А кто государю-амператору присягать да воинский долг отдавать будет? Непорядок! Побирушек с улиц наших высоких городов тоже вона недавно прогнали, никто даже не пикнул. Как это говорится, когда они пришли за подаянием, я не протестовал, потому что я не подаю.

Да ту же вохру если взять, еще пару лет назад ее даже и знать никто не знал, видеть не видывал. Так, ходит себе старик Ромуальдыч с берданкой круг заброшки, одичалых двухголовых собакенов стращает своей колотушкою, дабы не озоровали те обло и озорно. Простые, светлые были времена! Нынче и колючку по-вдоль забора натянуть норовят, и ювеналкой стращают. Серокепочники по городам строевым маршем туда-сюда-обратно шастают, разве что не по сотне человек иной раз. Скоро их на улицах больше чем гражданских людей станет.

Только нам с того какая печаль? Смолу в зубы, пластиковую сиську ржалой воды из-под крана в рюкзак промеж баллонов, кепарик пониже натянул, чтобы не палиться, и шмыг по знакомому маршруту, перебежками, перебежками. Свободен, как ветер.

Главное, чтобы пацанва не подводила. Взять того же Штыря. Он чувак свойский в доску, на него можно положиться в любой ситуасии, предупредит при облаве, сам не сбежит, товарища прикроет. Ребзя, кто помнит, в том году Штырь мне, можно сказать, жизнь спас, игрались в сифу над машинным залом, так у меня нога соскользнула, так что я на одной руке повис. Качаюсь такой, тростиночка на сквозняке, а сам только и думаю, сколько там подо мной. Поди метров тридцать, а понизу-то всё арматура торчит. Кто меня тогда полез доставать? Штырь и полез, я за него кому хошь вдарю, держите меня семеро!

А что жрет всякую дрянь и пацанам предлагает, так то ж по-братски, чтобы не в крысу упарываться. И то сказать, только я его до неотложки через забор тащил, наверное, раза три. И главное, ты подумай, пена у него изо рта валит, а у самого при этом — улыбка до ушей. Как будто он уже там, в райских кущах чифиря гоняет.

Ну нет, думаю, туда мы токма вдвоем, такой у пацанов зарок. Куда если идем — то всем гуртом, всей ватагою.

Вы только не ошибитесь, я не дурачок какой. Подумать так, вся эта наша пацанская дружба гроша ломаного не стоит. Наступит пора — и разбежимся как родненькие, каждый в свой угол, всякий по своей дорожке. Кто хотя бы раз менял школу — знает. Дружба она до первого поворота, как только скрываетесь вы с пацанами друг ото друга из виду, сразу же оно как и не бывало. Повстречаешь порой на улице кого — о, какие люди, привет-привет, ну ты заходи. Никто никогда никуда, конечно же, не зайдет.

Да и так — что сказать, если совсем прижмет вохра, или схватят кого из наших, разве что пойдет в околоток биться, своего вынимать? Да ничуть не бывало. И родители не пустят, и сами мы не пойдем. Пацанва она друг за дружку горой только вот так, пока одна, пока кучей, пока особняком.