Гаврош, или Поэты не пьют американо

– Так вот, завтра суббота. А суббота у нас начинается в пятницу.

– Нет, ну то, что понедельник начинается в субботу – это я читал. А вот как суббота начинается в пятницу? Кстати, вон впереди заправка, давай остановимся, мне отлить надо.

– Вот к тому-то я и веду. У иудеев седьмой день недели – это шабат. По сути своей – это праздник. А в праздник мы не работаем.

– Да, это интересно. А почему ты проехал заправку – я же попросил тебя остановить – мне отлить надо.

– Погоди, я же тебе объясняю. Остановиться я боюсь, ибо могу опоздать, а вот объяснить тебе подробнее, чтобы ты меня понял, я могу.

– Я тебя Христом-богом прошу – останови машину, мне на минуту всего.

– В шабат иудеи посвящают себя Богу и семье. А все остальное – это работа, например, звонить по телефону, смотреть телевизор, стирать белье. Ну и самое главное… – тут Саныч многозначительно поднял палец. – В шабат нельзя управлять автотранспортным средством.

– Б-ь, а при чем здесь я? – кипятился Егор, – вон рощица, давай там остановимся на минуту.

– Солнце садится – если я остановлюсь, и солнце сядет, мне придется бросить здесь машину. А потом за ней ехать в воскресенье, а это дорого и долго, здесь даже автобус не ходит.

– Ах ты, сученыш, останови машину, я тебе сейчас всю бэху обоссу.

– Погоди, послушай лучше, я тебе еще расскажу…

– Я ничего не хочу слышать! – вопил Егор.

– Ты можешь мне возразить, что невозможно посвятить день семье целиком, если нельзя ни к плите подойти, ни шнурки завязать, чтобы выйти погулять? – продолжал Саныч, выжимая максимум из старой бэхи. – Но пойми, для семьи гораздо важнее любовь и общение. Именно для этого в шабат мы имеем все условия.

– Сволочь, какая сволочь, – орал Егорий, катаясь с боку на бог, прижав колени к груди.

– Мы встречаем шабат трапезой, – невозмутимо продолжал Саныч. – Мужчина читает благословние, женщина зажигает свечи. Пьем шабатное вино, преломляем халу – специальный хлеб. Сидим за столом всей семьей, общаемся, поем песни. Шабат начинается с заходом солнца в пятницу и заканчивается в субботу, также, с заходом солнца. Для еврея, соблюдающего традиции, Шабат – самый главный день. Эту традицию я никогда не нарушу. Ибо я должен отделить святой день от будней.

Солнце садилось все ниже, окрашивая черепичные крыши пригородных домов.

Бэха влетела в город на скорости около 200 километров в час. Она со свистом тормознула у ближайшего парка и оттуда выскочили два человека.

Один из них, худой и высокий, с проклятиями совершил несколько гигантских прыжков и скрылся среди кустов.

Второй, невысокий и слегка полноватый быстро побежал по узким улочкам домой.

Только песни нас порой и объединяют. Когда пластинка закончилась – каждый идет своей дорогой.

Фрегаты лета

Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнёт алый парус.

Сияющая громада алых парусов белого корабля

Двинется, рассекая волны, прямо к тебе.

А. Грин. Алые паруса

Я цеплялся за эту работу, как умирающий цепляется за жизнь. Все, чтобы иногда быть рядом с ней, обменяться парой фраз и даже получить телефонный звонок.

Сама жизнь выплескивалась из нее как нектар, хотелось припасть к нему и пить-пить нескончаемо. Я не верю, что кто-то мог быть рядом из-за денег – это всегда быстро заканчивалось. Вращаться в ее орбите было тяжело, но игра стоила свеч. Ты получал много больше. Ты получал вдохновение, силы и душевную опору.

Гаврош не глупа. Она все это знает. Творцов иногда вырисовывают эдакими чудиками, “не от мира сего”. Она всегда все понимала. Гораздо глубже, чем люди обычно предполагают. Не помню повод, но один раз она сказала: “Да, мы поднимаем…” и сделала жест рукой, изображая подъемный кран.

Я вник в ее жест не сразу, и лишь наблюдение за собой и другими людьми на протяжении дней, недель и месяцев дало истинное понимание ее силы и осознания своего места в этом мире. Так до меня дошло, что имел ввиду дядя Женя, написав однажды что: «Поэт в России больше, чем Поэт».

Страшно повезло. Гаврош подарила стих. Вдвойне редкая удача, ибо даже если Гаврош посвящает кому-то стих, этого никто никогда не узнает. Есть закоулки, куда Гаврош никогда и никого не пустит. Чему посвящена и как написана песня остается тайной навсегда.

Все там же, на Приморской, на берегу залива. Он был написан за 5 минут.

– Чем занимается твоя жена, Марина? – спросила она

– Школьной мебелью, – ответил я.

– Ручка есть?

– Да.

– Давай.

Взяла бумажную тарелку со стола и отсела на 5 минут, задумчиво глядя на залив.