Газета Завтра 463 (41 2002)

Время показало, что русские люди средневековья были куда мужественнее, зорче, мудрее нынешних, они обладали удивительной прозорливостью; и те праведники, что воспротивились воле Алексея Михайловича и ушли в стояние за истинную веру, за истинную Русь, знали куда больше, предвидели куда дальше и глубже тех, кто затеивал в святой Руси "герметическую власть", ныне обернувшуюся полной утратой воли. Это были характеры исполинов, земных богов; вспомнить только Кузьму Минина, которому надо было бы стать русским государем, и святого Гермогена. А власть вот досталась слабому ногами и недужному печенью, постоянно грустному Михаилу Романову. Вот это слабое, колыбаемое ветрами стояние на ногах и было уделом царской династии до самого конца. Какая-то шаткость, неукорененность сопровождали фамилию Романовых, как родовая неискоренимая болезнь. Власть досталась случайно и так же внезапно однажды упала, чтобы превратиться в миф, и только последний государь вдруг явил собою величие русского духа, человека-постника, богомольника, искренне печалующегося за паству свою, человека — героического по натуре, мистического, предчувствующего свой удел и потому воистину святого. Николай Второй показал пример русскости, и своей смертью как бы искупил все неправедные шатания своих предков, впустивших на Русь столько дурных и темных ветров. Стояние за веру стало вызовом" волцам в человечей шкуре", оно позволило продлиться во времени нестяжательной русской натуре. Но это разговор особый…

Меня спрашивают, как я отношусь к современной жизни и как обьясняю ее. Почему и отчего мы, русские люди, стали лишними в своей земле? ...Подспудно, наверное, у каждого почти на Руси невольно вырывается этот изумленный вопрос: "Братцы мои, да кому же я нынче нужен?" И у кандидата химических наук, что работает сторожем, и у инженера, что стал плотником, и у художника, что делает нынче колбасу, и у врача, что нынче торгует колготками и т.д. А писатель-то, вообще, прежде был избалован вниманием, он полагал себя учителем народа, воспитателем, и в этом была своя сермяжная правда…

Вот и я в один не прекрасный день вдруг оказался в российском царстве кривых зеркал. Посмотрел вокруг, и взгляд мой изумился внезапным переменам, а душа споткнулась о то отчуждение, почти окоченелость, что тонким ледком покрыла Россию, прежде открытую чужой беде. И записные толкователи, верховные прорицатели с насмешкою стали объяснять мне, что я устарел, что я не нужен народу, ему без писателя спокойнее, бестревожнее идти на погост. Он, наш читатель, устал от реалистического "чтива", где нет вольного секса, блуда, кокаина и панельной девки с философской надписью на груди: "Я вся твоя от маникюра до педикюра".

Это прежде "широка страна моя родная" изо дня в день внушала, де я, твоя могучая Родина, твоя до каждой излучины и окраины, но и ты мой до последней капли крови; с самого рождения как бы происходило мистическое обручение и венчание. Сейчас маги Кремля убеждают, что родная страна пропала, иссякла вместе с песнею, а есть лишь пространство, которое может обжить всякий, купивший землю. Значит, у народа отнимают даже сокровенное чувство любви к лесам, полям и водам, которые скоро обнесут колючей проволокой, поставят вышки с церберами, окружат конными егерями с плетьми, вкопают грозные предупреждения: "Ахтунг, ахтунг! Стреляем без предупреждения. Частная собственность неприкосновенна" Воздух будут выдавать, как порошковое молоко, в полиэтиленовых пакетах, воду — в таблетках, хлеб — в пилюлях …Госпожа Лахова, похожая на кастрированного пуделя, будет составлять списки (если уже не составлены)на стерилизацию русских женщин, и самой дорогой наградою избранной рабыне за ее беззаветный труд на хозяина будет право родить ребенка под наблюдением сексопатологов и бабушки демократической революции госпожи Новодворской, а при появлении на свет орущего, красного и сморщенного младенца, его сразу поместят в специальный шаблон, сделанный по разработке психолога Кона, и все лишнее, что выпирает, отрежут. Прочую же "сермягу", которой запретят размножаться, что должна будет потеть на меньшинство, станут выращивать в пробирках. Такова мечта развитой либеральной демократии.