Где болит? Что интерн делал дальше

Я уже склонился над мужчиной, прощупывая пульс. Сердце билось совсем слабо. Больной открыл глаза, но не смог произнести ни слова. Он вроде бы попытался приподнять свитер: я отогнул его вверх и обнаружил несколько слоев газет, прижатых к животу. Снял их и обомлел. Через всю брюшину шла огромная открытая рана. Я понятия не имел, что могло стать ее причиной, но она явно воспалилась и требовала немедленного медицинского вмешательства. Я поглядел на его лицо. Оно было бледным, в холодном поту: мужчина явно находился в состоянии шока.

Я вытащил мобильный и вызывал скорую помощь, которая прибыла спустя пару минут под завывание сирен. Санитары погрузили мужчину на носилки и увезли.

Барри ничего не сказал, просто поднял свой мешок с кроссовками, свитерами и рубашками и двинулся по направлению к госпиталю.

Похоже, он только что спас этому парню жизнь. В тот момент я еще не знал, что через пару месяцев ему предстояло спасти и мою.

Глава 6

– Помню, как я падал и думал: «Ну все, сейчас я умру». Наверное, так было бы лучше.

Он замолчал, погрузившись в воспоминания.

– Когда я упал, больно не было, но я лежал и понимал, что сломал спину.

Малкольм раздраженно заелозил в кресле.

– Прошел год, прежде чем я смог снова стоять, и мне до сих пор нужны костыли.

Он наклонился вперед и отпил глоток воды. Он не мог долго сидеть на стуле и с трудом поднялся на ноги.

– Вы не против? – спросил он и, с большими усилиями, подошел к окну. Движения у него были подергивающиеся, как у робота, лицо морщилось при каждом шаге.

Каждый раз назначая Малкольму прием в клинике для наркоманов, я выделял двойное время, потому что ему трудно было сидеть, и сильные боли заставляли нас постоянно прерываться. За исключением поездок в клинику, он практически не покидал своей квартиры. Его забирала скорая помощь и привозила к нам, потому что садиться в обычную машину и вылезать из нее он не мог.

– Сидеть хуже всего, – объяснил он, выглядывая через решетки из окна кабинета. – Чуть больше пяти минут, и начинает стрелять так, что глаза лезут на лоб.

Эти боли донимали его с тех самых пор, как он сломал позвоночник.

– Похоже на электрический разряд, только в сто раз хуже, – сказал он.

Об электричестве Малкольм знал не понаслышке. До того происшествия он работал электриком. Как-то раз, 15 лет назад, он, стоя на лестнице, крепил к стене дома датчик охранной сигнализации. Он находился напротив окна своей спальни и сильно спешил. Прикрутив с одной стороны, он решил не спускаться вниз, чтобы переставить лестницу, а просто потянулся вбок, потерял равновесие и рухнул на каменные плиты подъездной дорожки, сломав позвоночник и раздробив таз.

– Я тысячу раз прокручивал тот момент перед падением у себя в голове. Сколько я сэкономил, не переставив лестницу на пару футов? Минуту! И чего мне это стоило? Всей оставшейся жизни.

Перелом позвоночника его не парализовал, но стал причиной хронических болей. Проведя несколько месяцев в больнице, он вернулся домой и обнаружил, что жизнь безвозвратно переменилась. Он больше не мог ходить по лестнице, так что им с женой пришлось продать дом и переселиться в одноэтажное бунгало. Сбережений оставалось мало, о работе и речи не шло. Жена взяла несколько подработок, чтобы расплатиться с ипотекой, но Малкольма терзали злость и чувство вины.

– Я не виню ее за то, что она меня бросила. Я бы сделал то же самое. Я ужасно обращался с ней. Наверное, хотел, чтобы она ушла. Я сам ее заставил, – говорил он, глядя в окно.

– Почему? – спросил я, хотя заранее знал ответ. Мы не в первый раз говорили об этом.

– Потому, что мне невыносимо было думать, что кто-то способен меня любить, когда сам я себя ненавижу, – ответил он, садясь обратно на стул.

После развода они продали бунгало, и Малкольм переселился в социальную квартиру на первом этаже.

Он медленно опустился на сиденье, морщась от боли.

– Сколько героина вы принимаете на текущий момент? – спросил я, понимая, что время мое ограничено.

– С нашей последней встречи старался уменьшить дозу, док. Примерно пакетик в день, – сказал он.

Малкольм всегда честно признавался в своей зависимости от наркотиков. Сейчас он получал в день по 40 миллиграммов метадона, которые мы выписывали в клинике, но их явно не хватало, раз он принимал еще и героин. Тем не менее от повышения дозы он упорно отказывался.

– Какой смысл, док? Он действует совсем не так, как героин. Я хочу быть наркоманом не больше вашего, но это единственное, что дает мне ходить, понимаете?