Где болит? Что интерн делал дальше

– Каков бы ни был политкорректный термин, ты знаешь, что я имею в виду. Но из всего, что ты мне рассказывал, этот случай – самый важный. У тебя есть реальная возможность спасти человека, – сказала она, склоняясь ко мне.

– Но Рейчел не бросит героин.

– Я не о ней говорю. Она взрослая и может принимать наркотики, если ей так хочется. Но у ребенка нет возможности защищать свои права. Он ведь такой же твой пациент, как и она, понимаешь? Ты не можешь его подвести, потому что он ни в чем не виноват.

Глаза у Флоры горели. Раньше с таким пылом она отстаивала разве что декоративные подушки с узором в цветочек.

Очень быстро мне стало ясно, почему она так разошлась.

– Загляни завтра к нам в неонатальную реанимацию. Я покажу тебе младенцев, родившихся с героиновой зависимостью. Каждый раз, когда я их вижу, то жалею, что у меня не было возможности хоть как-то им помочь, дать в жизни лучший старт. А у тебя такая возможность есть. С Рейчел.

Флора прикурила сигарету.

– А если Рейчел не бросит героин? – спросил я.

– В этом-то и дело, – быстро выдохшись, ответила Флора. – Тогда ей нельзя оставлять ребенка. Ты можешь вмешаться, написать в социальные службы, дать ребенку хотя бы шанс побороться, когда он появится на свет.

Я встал и пошел в гараж за молоком.

На следующий день мы договорились с Флорой пойти обедать.

– Куда это мы? – спросил я, когда она повернула к своему госпиталю вместо ближайшего кафе.

– Я тебе говорила вчера вечером. В реанимацию для новорожденных.

Я, конечно, предпочел бы подкрепиться, но Флора была полна такой решимости, что я последовал за ней. Давненько я не оказывался в настоящей больничной обстановке. Почему-то она подействовала на меня успокаивающе. В отделении лежали только младенцы в тяжелом состоянии, нуждавшиеся в постоянном медицинском уходе. Многие появились на свет преждевременно, или во время родов возникли осложнения. Было до странности тихо; почти у всех кювезов стояли бледные мужчины и женщины, очевидно родители, которые смотрели на младенцев через прозрачный пластик или тихонько гладили их по головкам, которые казались крошечными по сравнению с гигантской взрослой рукой. Сестры сновали по коридору с подносами и микроскопическими бутылочками молока.

Мы подошли к одному кювезу. Рядом стояла медсестра, снимавшая показания с монитора.

– Это Макс, – представила меня моя спутница, – помнишь, этим утром я говорила, что собираюсь его привести?

Сестра поглядела на меня.

– Да-да, здравствуйте.

Она заметила, что я смотрю на ребенка.

– Такая хорошенькая, правда? Хотите ее подержать?

Я заколебался, вспомнив, как однажды уронил с верхней ступеньки лестницы своего хомячка.

– Нет, спасибо. Боюсь ее уронить.

Флора уже взяла малышку на руки. Она была прелестна.

– Хотя, может, и попробую, – сказал я.

Для начала, хомяк меня укусил. И вообще, все с ним оказалось хорошо. Ну почти.

Флора передала младенца мне в руки. Девочка почти ничего не весила и размером была где-то с мою ладонь.

– Это Анна, – прошептала Флора.

Я присмотрелся повнимательней. Малютка была вялая, с сероватой кожей. Она никак не реагировала на меня.

– А она… – я чувствовал, как меня охватывает паника, – …с ней все в порядке? Она выглядит… – я заколебался, – …мертвой.

Сестра покачала головой.

– Нет, все нормально, не беспокойтесь. Просто ей только что ввели морфин. Дети на опиатах всегда вяло реагируют.

От одной мысли, что такому крошечному существу дают столь страшное лекарство, мне стало нехорошо.

– Через пару дней после родов у нее начался абстинентный синдром, потом судороги, и нам пришлось давать ей препарат, – продолжала медсестра.

Я вспомнил, что читал про это на медицинском факультете: так называемый неонатальный абстинентный синдром встречался у младенцев, матери которых принимали героин или метадон. Именно поэтому сестра Штейн так беспокоилась о младенце Рейчел. Дело в том, что опиаты проникают через плаценту, и у плода развивается от них зависимость. Когда ребенок рождается, опиаты из организма матери перестают к нему поступать, и начинаются симптомы отмены. Они крайне неприятны даже для взрослых, а новорожденному могут грозить смертью.

– А она… как-нибудь пострадала от наркотиков?

Флора пожала плечами.

– Сейчас еще рано говорить. У нее может возникнуть задержка в развитии. За ней будут наблюдать педиатры.

Сестра забрала девочку у меня из рук, и я вышел из палаты, потрясенный, но благодаря Флоре как никогда исполненный решимости помочь Рейчел и ее будущему малышу.

В следующие несколько недель Рейчел регулярно являлась ко мне на прием. Частенько при этом присутствовала сестра Штейн, но периодически мы оставались вдвоем. Всякий раз, когда Рейчел сдавала анализ мочи, кто-нибудь караулил ее у кабинки, и результат всегда оказывался положительный. Она клялась, что приняла героин или крэк только один разок за всю неделю, но я ей не верил. Под конец каждой встречи она меня уверяла, что на следующей неделе будет по-другому, что она не станет принимать наркотики. Но все снова повторялось.