Где рождаются циклоны

— „Знаком ли я с жизнью на золотоносных участ­ках!— восклицает дон Пене. — Тогда не стоило-бы и слу­жить надсмотрщиком на золотых россыпях. Я знал все уловки негров. Какие это разбойники! До чего они мошен­ничают с самородками! Я следил за ними с утра до вечера, когда они перетряхивали золотой песок, стараясь воспользоваться малейшей оплошностью надсмотрщика. Вот один почесывает себе голову, — это значит, что он прячет в своих волосах самородок; другой почесывается в другом месте — наверно то же самое. Третий кашляет, и это оттого, что он проглотил самородок! Иногда роняют самородок с золотопромывательной машины, наступают на него ногой и, когда надсмотрщик отвернется, ударом ноги ловко отбрасывают его на несколько метров назад. Иногда также сообщник рабочего стреляет где-нибудь из ружья. Надсмотрщик смотрит в сторону, откуда раз­дался выстрел и тогда уже исчезает не один, а сорок или пятьдесят самородков.

- Но вы, видно, перепробовали разные профессии?

- Что поделать! Ведь уж сколько времени я ски­таюсь! Я работал десять лет в Боливии, в Колумбии, в Экуадоре и скопил уже порядочную сумму — шесть­десят три тысячи франков. Приезжаю я в Гвиару и останавливаюсь в гостинице с деньгами в чемодане. Раз, вечером, я возвращаюсь домой и вижу, что чемо­дан открыт, а деньги исчезли. Оказывается, мой сосед уехал с моими сбережениями и из окна я видел дым увозившего его парохода. Ничего нельзя было сделать. Консульство для меня было закрыто — я считался тогда непокорившимся. Я забрал свои пожитки и отправился пешком в Каракас. Мне помогли прожить, некоторое время и, в конце-концов, я нашел место землемера в одной из копей на Западе. Мне дают вперед девять­сот боливаров, и я пускаюсь в путь к месту назначения. В дороге я получаю письмо, которым меня отзывают обратно. Оказалось, что копи заняты революционными бандами, пришлось возвращаться. Мне оставили выдан­ную вперед сумму, и я купил на нее какао, чтобы про­дать его на Тринидаде. Но в тот момент, когда я собирался уже сесть на пароход, в пунте дель-Солдадо, появляется отряд революционеров и дочиста меня обирает.

— Я добрался до Тринидада без гроша в кармане. Там мне удалось получить место кассира в одном тор­говом доме, так как, к счастью, я не был слишком плохо одет. Я оставался несколько месяцев у Энрико- делла-С... и, если мне мало платили, зато я научился многим вещам, пригодившимся мне впоследствии. Сам хозяин посоветовал мне искать лучшее место, и я сел на пароход, который поднимается вверх по Ориноко до Сиудада-де-Боливара.

Там я явился к одному коммерсанту, который принял меня очень грубо, так как я не имел при себе удосто­верения личности, и он счел меня за беглого из Кайенны. К счастью, мне удалось получить мои бумаги и, не­сколько недель спустя, я снова пошел к этому госпо­дину. При виде моих бумаг он смягчился и предложил мне работу.

- Я ничего не приму от вас, — сказал я ему. — вы приняли меня за беглого из Кайенны и я вам этого не прощу. У меня нет ни гроша; но, если бы я захотел, я весьма скоро мог бы нажить через ваше посредство порядочное состояние.

— Каким образом! — вскричал тот. — Хотел бы я знать, каким способом вы достигли бы этого.

- Очень просто. Вы знаете, что ваше правительство усиленно разыскивает купцов, которые ведут контра­бандную торговлю с Тринидадом. Мне же известно, что вы тогда-то и тогда-то получили незаконным образом товары от торгового дома делла С... Я тем более хорошо это знаю, так как никто другой, как я отправлял вам эти товары и у меня в руках имеются все дубликаты сопроводительных документов.

Купец опустился в кресло, бледный как полотно, так как перспектива иметь дело с судебными органами по экспортным делам вовсе ему не улыбалась. Я оставил его под этим впечатлением и поспешил покинуть город.

— После этого я и был надсмотрщиком на россыпях в Каллао. Оттуда я вернулся на побережье и тут-то со мной приключилась история с ромом, о которой я уже вам рассказывал. Я оставался в тюрьме четыре долгих месяца, затем, как не имевший права там проживать, вынужден был направиться в Порто-Рико. Там я узнал, что я подпал под амнистию, объявленную французским правительством для непокорившихся. По рекомендации консула я получил несколько уроков французского языка; затем женился и основал тогда „французский лицей", который вскоре стал процветать.