Где рождаются циклоны

Глава государства едва умел писать. Но его это очень мало озабочивало. Одним мановением руки он мог поднять дикую кавалерию „льяносов“, а интел­лигенция Каракаса не очень-то жаждала увидеть вблизи их мрачные физиономии. Так царствовал Кастро, всеми ненавидимый и презираемый, но могущественный.

Болезнь сыграла с ним плохую шутку. По совету врачей, он решил отправиться для операции в Европу. Он сел на французский корабль и по прибытии на Тринидад узнал, что новое правительство объявило его низвергнутым, признало его деятельность преступной, и что его друзья находятся в тюрьме или бежали. Для этого достаточно было двадцати четырех часов. Больной, в лихорадке, он велел вынести себя с парохода, с на­мерением добраться до какого-нибудь Венецуэльского порта и снова попытать счастье; он надеялся на страх, внушаемый его именем. Но англичане отказались при­нять его, и он насильно был водворен на корабль.

Никто в точности не знает, какова была его даль­нейшая судьба. В Каракасе, впрочем, есть несколько человек, которым это известно. За ним тщательно сле­дят. Кастро кочует, перебирается с острова на остров, от Сан-Жуана де Порто-Рико до Сан-Доминго, поста­ревший, преследуемый, скрывающийся под чужим име­нем. Может быть он устраивает заговор? Но кому в го­лову придет восстановить этого неудачного Гелиогабала.

Дон Пепе умолкает. Наши шаги звонко раздаются в пустом патио.

— Завтра я уезжаю, — говорит старый баск. — Еще два или три таких путешествия и я покупаю себе домик вблизи Сен-Жан-Пье-де-Порт. Madame и я закончим там наши дни. Я трепался всю свою жизнь и нужда­юсь в отдыхе. Баста! Еще одно маленькое усилие... И старик поднимается, надвигает шляпу на голову и скрывается в ночной темноте.

V.

ВОЗВРАЩЕНИЕ.

Нагрузка угля.

Форт-де-Франс! Предпоследняя остановка на обрат­ном пути. Время года более прохладное. Нет больше гнетущей жары, ослепляющего сверканья воды, же­стоких лучей октябрьского солнца. Небо подернуто дым­кой, краски стали не такими яркими.

Я гляжу на деревья с узорной листвой, на пальмы, на окутанные облаками вершины вулканов, на всю эту декорацию островов, которую я, может быть, никогда больше не увижу.

На набережной возвышается гора угля. Деревянные мостки доходят до люков в угольный ямы на корабле. Около сотни негритянок заняты нагрузкой угля. Они берут лопатой из кучи угольную пыль и черные куски угля и кидают все это в корзину, весом по меньшей мере тридцать кило. Одни из них помогают другим поставить эту корзину на голову. Тогда они становятся в очередь перед маленьким окошечком, где за каждую корзину им выдается билетик. Держась совершенно прямо под тяжестью ноши, с напряженными мускулами шеи, они долго так ожидают, стараясь обмануть уста­лость и нетерпение болтовней, смехом и спорами. Боль­шая часть из них, если смотреть на них сзади, пре­красно сложены, лоснящиеся длинные ноги, мускулистые шеи, гладкие, как ветви пальм. Одна из них, стоящая первой в очереди, похожа на богиню из бронзы. Но лица отвратительны: выдающиеся подбородки и кости среди всей этой черноты белые кружки глаз. У многих толстые животы и груди, как бутылки из тыквы. Они одеты в грязные и пыльные лохмотья, в отвратительные тряпки, в балахоны из старых мешков и бумажной материи; головные уборы самые невероятные, соломенные шляпы, найденные среди отбросов, старые каски, мадрасские платки, фуражки; опроки­нутые корзинки.

Одна за другой, по данному им знаку, они спуска­ются по мосткам, одним движением головы опроки­дывают корзину в открытую пасть угольной ямы и опять бегут наполнять корзины. В то время как они роятся в угле, обрушиваются части кучи, поднимая густую черную, как дым, пыль, затемняющую свет.

Они шумят, как крикливые птицы на берегу моря. Две женщины вцепились друг другу в волосы. Вокруг них другие болтают и бранятся. Два негра разнимают дерущихся. Поднимаются крики, вой. Затем они снова становятся в очередь, не сгибаясь под тяжестью ноши.

Так ходят они взад и вперед, целыми днями и ночами, под палящим солнцем. Машина легко могла-бы заменить этих невольниц; она работала бы скорей и дешевле и сберегла бы напрасный труд. Но грузчицы угля взбунтовались, как только зашла речь о том, чтобы отнять у них корзины.

Дармоеды.

Поэнт-а-Питр. Ревет сирена. На этот раз это по­следняя остановка. Вода на рейде нежно-зеленого цве­та. Голубые парусники покачиваются на якоре. На закругленном, покрытом зеленью, берегу дома кажутся серыми и коричневыми пятнами. Бледные облака неровной полосой протянулись по лиловому и розовому небу. Я опять встретился с дон Пепе. Он облокачива­ется рядом со мной на борт и бормочет тихим голосом: „Вы слышали про гибель „Африки" при выходе из Жиронды? Масса жертв. Капитан скрывает это". И он добавляет: „Предстоит бурная погода. „Порто-Рико" идет с опозданием на две недели. Придется нам по­плясать".