Где ты, бабье лето?

Поле здесь узкое, зажатое между Рузой и Курганами. Часто приходится переезжать с одного края на другой через дорогу, через кюветы, по взгорбкам, буграм — такое уж холмистое оно, подмосковное их Нечерноземье. Когда косишь — не плывешь в широком море, как на Украине, в Сибири или Казахстане, недаром там комбайны сравнивают с кораблями. Здесь же не поля — испытательный полигон. Нужна сметка, реакция, постоянное напряжение и внимание.

На поднятых зубьях жатки отражается солнце. Повизгивает, посвистывает в дизеле. Он пыхтит, фырчит, рычит за спиной. Поднял жатку — опустил, приноровил к бугристому полю. Сзади — след в след — Суворов, зорко смотрит, захватывает, чего не смог захватить Юрий. На конце поля один из них ждет, пока комбайн другого развернется, сманеврирует. Полигон! А время идет.

В продольное окошечко справа Юрке видно, как сыплется овес в бункер. Солнце проникает туда, золотит зерно. Насыплет под потолок — считай, тонна двести, триста — можно и высыпать через шнек в подъехавшую машину.

Пережидая маневр Сашиного комбайна, Юрка курит свой «Беломор». Задний ход — и снова вперед, и снова опустил жатку под ноги колосьям, и мотовило захлестывает их, забирает, а красный ребристый толстый шнек прижимает, утаптывает, уминает, не дает вырваться. Юрка любит смотреть на счастливое, веселое плесканье колосьев, кутерьму, бушевание их между жаткой и шнеком — вот то, ради чего строили эти машины, ради чего гнал он сюда. Колосья бесятся, золотятся — значит, потечет зерно. Хорошо глядеть на бушеванье повдоль всей жатки, но если происходит оно в одном лишь ее углу — досадно. Значит, земля с западинкой и жатка берет лишь на бровке. Однако иначе нельзя, иначе зарежешь машину — могут и скорости полететь.

Ровный ритм работы, вид бушующих колосьев, полный бункер за спиной — все это вносило умиротворение в душу. И когда вел комбайн обратно, срезая листья на кустах в овражке, все в жизни казалось понятным и простым. Юрка чувствовал себя сильным, почти как эта машина, а может — сильнее, потому что он управлял ею.

45

Они сошлись у Сапуновской развилки, дожидаясь рейсового автобуса. Свежесть, разлитая в воздухе, была еще не осенняя. Да и лес зажелтел лишь кое-где. А церковь с колокольнею светло и покойно алела над почти убранными полями.

Людмила Филатова ехала с фермы домой, Алевтина везла докладную Зиминой на отсутствие витаминной мучки, а красиво загорелая черноглазая женщина в красной соломенной фуражке, с невиданной по размерам и замкам хозяйственной сумкой и букетом ромашек спешила к поезду.

— Можете не торопиться, — сказала Людмила, — еще полтора часа дожидаться будете, на трехчасовом плохо ездить, вот шестичасовой хорошо поспевает — через десять минут и отправление.

— А я побоялась, вдруг не будет автобуса — они часто ломаются, выбывают из графика — я не люблю надеяться на авось. Я своим обещала, что буду сегодня, а я человек обязательный.

Людмила вглядывалась в черноглазую женщину, элегантную даже в простеньком, каком-то холщовом платье, вслушивалась в гортанный голос и вдруг усмехнулась:

— С дачи? — и кивнула в сторону леса, внутри которого раскиданы на обширных полянах времянки будущих дачников, вагончики, скороспелые сооружения в виде ящиков. Там почти все лето маячили люди — хозяева участков, дымили костры.

— Мы обычно на машине ездим, а я захотела освоить маршрут электричкой. Хорошо здесь! Вот решилась ромашек нарвать. Жалко, конечно. Я терпеть не могу, когда горожане обдирают луга. Но осень, это уже последние, не удержалась.

— И я иду вчера и гляжу — да ба! — листьев-то на дорожку намело! И в траве кругом наторкано, — сказала Алевтина. — И чего теперь вы там в лесу делать будете? Земля — целина, когда еще ее разработаешь, чтобы что-нибудь вырастить?

— Я, собственно, не собираюсь огородничать. Но некоторые копают.

— Видела я — ковыряются, — презрительно сказала Алевтина. — Да много ли лопатой наковыряешь по целине да на болоте?

— А вы знаете, существует уже мини-трактор — совсем маленький, для личного пользования. В серийное производство еще не пущен, но муж говорит — для сотрудников добьется.

Алевтина как бы пропустила мимо ушей сообщение насчет мини-трактора. Она только заметила, глядя на лес, едва притухший, лишь кое-где впрожелтень:

— И что дурью маются? У нас в деревне мужики неглупые, а так высказывались: отчего не расселять дачников по деревням, на пустые планы́?

— Мы хотели, но это невозможно.

— Земля обработана, ее только копни. И дом в деревне уже придется ставить как следует, а не птичник. А дом как следует, то и вокруг как следует, человек за дом да за землю держаться будет, не то что гость какой: чуть что — и побоку.

— Ну, почему обязательно «птичник?» — обиделась дачница.

— Вы-то поставили рубленый? — спросила Людмила.

— Ах, — воскликнула, приглядываясь к ней, черноглазая, — мы, по-моему, с вами встречались — тогда, на пленэре? По весне?

Людмила улыбалась.