Где ваш дом, дети?..

Отцовская ругань их разъединяла бы, отталкивала друг от друга. А ведь они пока что и так больше сами по себе, чем вместе. Даже радуются каждый своей радостью. Похвалить друг друга еще могут, если что-то удачно сделают. Но бескорыстно, от души разделить радость брата, когда тому выпала удача, пока что не умеют.

Придет ли, наступит ли эта способность? Ждать ли ее? Тревожиться ли?.. А может, спокойно жить, уповая на то, что душа должна созреть?..

Вопросов, как всегда, больше, чем ответов. Но мы-то с Галкой рядом с ними и радуемся, когда радуются они…

Съездили в Токсово — и попали в сказку. Обнаружили озеро — прозрачное, мелкое. На нем островок. На островке — деревянный корабль — в него тысяча детей влезет. Можно подняться на капитанский мостик и повертеть штурвал. Можно забраться на мачту и заглянуть за горизонт. Можно пострелять из деревянных пушек во врагов, которые хотят на тебя напасть…

А дальше, за озером, по дорожке — Баба Яга и Змей Горыныч, старичок-лесовичок, разные птицы и звери. Дальше висячий мост над глубоким оврагом, он так рискованно при каждом шаге покачивается из стороны в сторону…

Ребята и мы с Галкой испытали радостный подъем, веселую приподнятость, бродя по «заколдованным» лесам. Я размечтался о будущих наших поездках. Когда сыновья подрастут, обязательно будем путешествовать. Купим палатку и начнем уезжать с пятницы до понедельника с ночевкой где-нибудь в лесу…

На обратном пути в город из Токсова Санька спрашивает:

— Почему дядя наступил тете на ногу и не извинился?.. Почему в электричке дядя сидит, а тетя стоит?..

Я отвечаю:

— Потому что дядю не научили думать о других людях. Не научили в детстве, как себя вести.

— А ты меня научишь? — спрашивает Санька.

— Если ты захочешь научиться… — говорю я…

Алеша тут же, в поезде, пока Санька шепотом спрашивает, а я шепотом отвечаю, веселит нас. Он выловил из детских стихов забавную манеру разговора. Вместо «да» говорит только «дауси», вместо «нет» — «нетуси». Вместо «буду» — «будуси». И так далее…

При записи на бумаге теряется его манера произношения, не видно его гримас, жестов. Запись на бумаге — все-таки весьма несовершенный, весьма приблизительный способ останавливать время…

Взять, что ли, краски и нарисовать «за строчками» Алешу? Или, может, приклеить сбоку его фотографию, когда говорит одно из этих «дауси»?.. И все равно не получится так обаятельно, так смешно, как у него. Все равно будет не то, не то, не то…

Скажу немного о «трудах праведных». Алеша сколотил табуретку — треугольное сооружение из дощечек. Саня соорудил корабль из таких же дощечек. Алеша тут же разломал табуретку, он еще не умеет уважать свой труд, для него интересен процесс приближения к цели, но не сама цель…

Саня поступил по-другому. Он привязал длинную нитку к своему кораблю, и мы отправились на пруд — ликовали, наблюдая, как хорошо плавает его парусник…

Я им почти не помогал при изготовлении поделок, только научил, как держать гвоздь, как бить молотком, как управляться с ножовкой…

Главный секрет педагогики давно известен. Это воспитание трудом, воспитание в труде, воспитание для труда. В народе говорили: «Праздность — мать пороков». Однако и сегодня многие родители считают особой доблестью и высшей заботой избавить свое чадо от труда. Почему так происходит? Почему всем известный секрет воспитания то и дело не работает, остается в теории? Видимо, потому, что труд требует напряжения, труд всегда нелегок, а человеку свойственно выбирать что полегче, поприятней.

Предпочтение труду отдается обычно в тех семьях, где труд является традицией, и в тех, где к воспитанию относятся осознанно, понимают, что «воспитание — преодоление жалости».

Но в большинстве семей, к сожалению, считают, что детей надо жалеть, не подозревая, что выбирают линию наименьшего сопротивления. Жалость, вернее, псевдожалость, стремящаяся облегчить ребенку жизнь, — проявление нежелания напрягаться, неосознанного отношения к воспитанию.

Жалеть надо ребенка, уставшего от посильного труда, — только такая жалость педагогична. И еще в том секрет, чтобы отношение к труду было у ребенка радостным, чтобы труд воспринимался как проявление доверия, как праздник. А это зависит от собственного отношения родителей к труду. Если родители видят в труде красоту и благородство, в труде обретают смысл жизни, то на детей это не может не повлиять. Моральная направленность труда, моральное отношение к труду очень важны. Ведь можно с огромной энергией стремиться в поте лица своего к наживе, корысти и детей заражать этим духом стяжательства. Такой труд аморален, ибо главный здесь — не он, а дух обогащения…

Ребята наши часто простужаются. Мы решили вывезти их на юг. Насобирали денег — у родичей, у друзей. Взяли билеты на поезд. Отправились в Евпаторию.

Пока добрались до Симферополя, выпили цистерну лимонада и цистерну чая. В Симферополе возле поезда какой-то жулик (на его машине было написано: «Дежурная ПМС») предлагал довезти нас до Евпатории за сорок рублей. Я объяснил ребятам, какой дядя нехороший, и быстро взял билеты на автобус.