Где ваш дом, дети?..

И увлекаюсь. И девчонки увлекаются. У нас хорошо получается. Настолько хорошо, что даже Санька, переборов стеснительность, подключается и начинает угадывать слова и ставить хитрые вопросы…

Сидим на трибунах возле дворового стадиона, играем, хохочем. Алеша, хоть и не участвует, слушает в шесть ушей…

Исчерпав сидячие игры, замолкаем. Я предлагаю поиграть с мячом. Посылаю Алешу домой. Он приносит резиновый, звонкий, прыгучий…

Вспоминаю игры своего детства. Выбивалки, штандер и другие. Девчонки предлагают свои. Учим друг друга. Кричим, шумим. Полстадиона заняли. На второй половине мальчишки незнакомые скучно пинают свой мяч, поглядывают на нас, но подойти не решаются.

Предлагаю девчонкам позвать этих неприкаянных.

— Да ну их! — отмахиваются девчонки.

У них, видно, есть отрицательный опыт общения.

У входа на стадион откровенно концентрируются степенные бабушки с внучатами да гордые мамаши с младенцами. Они поглядывают в нашу сторону. Нет, они приглядывают. Нет, разглядывают…

Что там за дядька странный? Носится вместе с маленькими ребятами, шумит, громко дышит, вытирает пот со лба…

Чувствую токи неодобрения, исходящие от них. Стараюсь не замечать наблюдателей. Это тем более легко, чем более захватывает игра…

Подходит Виталик, Санькин дружок. Мы как раз наигрались в мяч и начинаем в пятнашки с приседом. Это хитрая игра. Если тот, кого догоняешь, успевает присесть, пятнать его нельзя…

И вот я вожу, бегаю, настигаю, но все они успевают присесть. Мной овладевает спортивный азарт. Мне хорошо, я забыл про возраст. Мчусь за Виталиком. Один шаг остался… Полшага… Он начинает приседать…

Я прыгаю, в прыжке его пятнаю, падаю, перекатываюсь на спину. Очки улетают вперед. Вскакиваю, напяливаю их на нос. Целехонькие!..

Публика у входа поворачивает головы друг к дружке, разевает рты. Думает небось — дядька пьяный. Как иначе объяснить его беготню с ребятами. Надо бы остановить его. Да лучше не связываться…

Ах, как легко побывать в детстве! Только решись! Только забудь себя… Только себя вспомни…

От утра и до обеда — словно пять минут. Такой прекрасный выходной…

Я уже говорил как-то, что основная мысль этих отцовских записок, сквозной сюжет, сверхидея — попытка сделать сыновей бойцами против зла. Не «теоретиками» добренькими, а практиками Добра.

Практик — тот, кто делает. Вот мы и начали. Увидели перевернутую скамейку — поставили, как надо. Увидели крышку, сдвинутую с люка, — водрузили на место. Увидели пешеходную дорожку разрушенную — починили.

Помогали разным бабушкам, у которых силы истрачены на детей да внуков, а на себя не осталось. Выступили против школьных жестоких дежурных — послали в детскую газету письмо и стихотворение. То и другое напечатали. Санькины одноклассники шумно одобрили выступление.

На юге ежегодно тушили пожары. Навсегда запретили себе рвать цветы на природе и ломать ветки кустов и деревьев. Дома приучили себя следить за светом и водой — не тратить напрасно.

Да мало ли можно вспомнить и наперечислять!

Мы — прады, вот наша суть. «Практики добра». Изобретенный нами внутрисемейный термин.

Есть у нас герой, идеал. Это доктор Гааз. Он жил в прошлом веке. Был богатым, преуспевающим. Лечил царскую семью. Потом увидел в тюрьме каторжников, и «душа страданьями народными уязвлена стала».

Сделался тюремным врачом. Осматривал всех осужденных, высылаемых по этапу. Добивался оставления на месте больных. На свои деньги покупал уходящим что-то нужное, всякие «частички жизни».

Ежедневно, скромно, не напоказ. Окруженный непониманием, злобой, клеветой. Годы и годы. Все свое состояние отдал несчастным. Будучи сам смертельно больным, продолжал принимать своих специфических пациентов и облегчать их страдания. Когда умер, за упокой его души молились во всех тюрьмах российской империи…

Мы — прады. Мы будем делать добро. Пусть маленькое, но конкретное.

Может быть, Санькины да Алешины приятели тоже захотят?.. Постараемся, чтобы так было…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ (Записки врача)

Дом без родителей

Ирочка решительно вошла в медкабинет, ведя за собой воспитательницу.

— Ты мой папа?

— Нет, милая… Я папа двух мальчиков…

— И мой тоже!

— Не упрямься! — сказала ей воспитательница. — Дядя — доктор, а не твой папа!

— А где мы найдем папу?

Воспитательница промолчала.

— В магазине? Тогда пойдем в магазин!

— Сейчас, Ирочка, только доктор тебя послушает, и пойдем. Закашляли мы, доктор, — обратилась уже ко мне женщина. — Пришли вот к вам провериться.

Пока девочка раздевалась, воспитательница успела меня предупредить шепотом:

— Она у нас помешана просто на поисках папы. Чуть не каждый день умудряется убегать в магазин. Это я ей сдуру сказала как-то, что папу в магазине можно купить. Теперь мучаюсь. А она все бегает. Ее в магазине все продавцы знают. Но вот пап туда не привозят. Редкий товар…

Осматриваю девочку. Над правым легким выслушиваю пневмонические хрипы. Пишу направление в больницу.

— Где же папа-то? — спрашиваю потихоньку воспитательницу, когда девочка выходит в коридор.

— Кто его знает, — говорит воспитательница. — Гуляет где-то…